В тот день ничто не предвещало беды. Конечно, Журка был расстроен, молчалив, но Александр тогда думал, что всё обойдётся. Он уже придумал, как выйти из положения. Конечно, не очень-то честно и придётся вновь обмануть Журку. Но это будет ложь во спасение — завтра он выкупит книгу и… И сделает вид, что нашёл её где-то в квартире. Ну, может… может за шкаф книга завалиться!
Вечером он пришёл домой и поначалу не придал значения, что дома выключен свет. «Небось носится с Горькой или Ирой», — подумал он, но тут только заметил Юркину куртку. Одежда на месте, значит дома. Александр почувствовал, как противно заныло внутри. Журка никогда не сидит без света — побаивается темноты, несмотря на одиннадцать лет. Значит, что-то случилось… Что могло случиться? Только это — он узнал… И вот тогда и шевельнулась в нём эта подлая черта — выворачиваться, оправдываться даже если действительно виноват, обвинять других, чтобы только доказать, оправдать себя: «Это не я! Это всё они! А не причём! Я белый и пушистый!» И не заметил, как засверкали в душе (ещё пока глубоко и неярко) чёрные блики…
Когда Журка сказал про магазин, он даже и не вздрогнул — ждал, что он это скажет. Ему бы спокойно ответить: «Да, Юра, так получилось. Но я же завтра выкуплю твою книгу обратно. У меня просто не было иного пути, пойми». Журка бы, наверно, понял. Да конечно понял бы! Юрка ведь умный, понимающий мальчишка! Ну, может быть подулся бы пару дней… Но это можно пережить… А он…
Неожиданно закипела в душе обида: «Я ведь всё это для вас, для тебя, для Юли, чтобы ни в чём не нуждались! А вы! А ты!» Какая-то совершенно глупая, детская обида… И вместе с той подленькой чертой… Всё это сложилось, попало в резонанс. Он сам не заметил, как повысил голос, стал кричать на Журку, лишь распаляя себя этим криком. И не замечая, как сверкают чёрные молнии. Всё сильней, сильней…
«Ты — вор!» Это ударило, как обухом… Как будто на него вылился чан ледяной воды. И всё заледенело в нём. Он видел немой крик в глазах сына, отчаянный, пронзительный: «Папа, прости! Я не хотел! Папочка!» Он не смог скрутить в себе чёрные молнии. Они опалили, парализовали волю и разум. Он был как будто сам не свой, как будто кто-то другой действовал его руками. Он даже не ощущал, что говорил, что делал. Он делал то же, что делал его отец… Если бы тогда Журка заплакал, закричал, попытался убежать, наверно, это бы остановило, отрезвило его. Он ведь сначала хотел просто напугать Журку, у него не было мысли по-настоящему выпороть сына. Но Журка не кричал… Он лишь молча стоял… Это лишь потом Александр понял, что Журка был просто парализован страхом, он просто не мог поверить, что всё это происходит на самом деле, с ним… Александр ведь помнил, как испуганно замирал маленький Журка, когда в книжке попадалась сцена порки, как вспыхивал в его глазах не просто страх, а ужас… И тогда он не мог до конца осознать происходящее, не верил. «Как приговорённый не верит в реальность казни до самого последнего мгновения», — повторил про себя Александр прочитанную где-то фразу. Журка молчал, и чёрные молнии окончательно затмили разум Александра. Он не помнил себя. Журка кричал, плакал, но было уже поздно…
Он остановился только ощутив, как безвольно обмякли журкины руки — он на мгновение лишился чувств. И только тогда Александр понял, что произошло. Ужаснулся этому, увидев исполосованное синяками и ссадинами тело сына. Неужели это он сделал это?! Сделал с собственным сыном!? С Журавликом, которого любил всем сердцем!? Нет!!! Этого не может быть на самом деле!!! Не может!!!
Он бросился в комнату, захлопнув дверь. Не помня себя от этого чувства непоправимой беды, катастрофы, мгновенно разрушившей всё хорошее, что было в их жизни. Он всё ещё сжимал в руках плетёный ремень. На мгновение ему вдруг почудилось, что ремень зашевелился в рука, как ядовитая змея. Он с омерзением швырнул его под стол… «Что швыряешь, это ведь не ремень выдрал Журавлёнка. Это ты! Своими собственными руками!!!» Александр рухнул на диван, обхватив голову руками, ничего не видя и не слыша. «Ну, что, сынок? Ты презирал меня, этакую сволочь, ненавидел! Считал себя лучше, чище меня. А теперь… Ты сам стал такой же мразью! Так что, привет, сынок!» — Александру казалось, что он наяву услышал презрительно-вкрадчивый голос отца. «Да… Я такой же, как он… Я клялся, что никогда не трону Журавлика, помня о своём детстве… И вот… Вот так…» Он представил, как сейчас Журавлик бьётся в слепой ярости от боли, стыда, страха, как когда-то он сам, маленький Сашка, бился в своей комнате. «Пусти! Гад! Пусти! Гад!» — стоял в его ушах Журкин крик… А может, наоборот, тихо плачет в своей комнате, избитый, раздавленный, униженный… «Прости, сынок! Прости меня, Журавлик мой! Я сам не знаю, как это произошло. Я ведь не хотел этого. Не хотел!» « Не хотел… А сделал…»
Александр подошёл к двери, За ней было тихо. Он думал, что услышит плач Юрки. Но там была тишина… «А если… если я… Журку…» — он буквально задохнулся от страшной мысли, вспомнив, как безвольно обмяк Журавлёнок. Александр толкнул дверь и, почувствовав, что она не поддалась, с силой ударил её плечом (даже не задумавшись, почему она не открылась). Раздался треск, на пол упал стул с обломанной ножкой… Он даже не заметил его, потому что первое, что он увидел было окно… Открытое… В комнате было пусто, и сырой, холодный и промозглый ветер шевелил занавески… Александр почувствовал, как подгибаются ноги. Он вспомнил, как сам однажды стоял на краю крыши… Ему тогда не хватило смелости сделать последний шаг. Ему не хватило… А если Журавлику, в его ярости, боли, отчаянии хватило? Хватило силы сделать роковой шаг… Его предал отец, человек, бывший для него последней защитой, которому он доверял, как самому себе! И который предал его… И он не смог больше жить с этой мыслью, с этим стыдом, с этим…
Александр понял, что не может сдвинуться с места, сделать эти несколько шагов к распахнутым створкам… Потому что боится увидеть там, внизу…
«Тогда останется только одно — вниз головой вслед за ним. Без Журавлика мне нет жизни…» Он всё-таки нашёл в себе силы подойти на ватных, негнущихся шагах к окну, посмотреть вниз… Александр почувствовал, как отлегло от сердца. «Значит, он просто убежал… Не в силах перенести унижение и обиду…» Он ведь и сам после наказания сбегал, чтобы остаться наедине с болью и горем… И вновь вспыхнула в сердце щемящая боль. Ведь Журавлёнок там один среди ночи, дождя! Совсем один…
Александр выбежал на улицу. Где искать Юрку? Конечно, наверняка он у кого-то из друзей, Горьки или Иры. Но… Он же даже не знает их адресов! Закрутившись в делах с переездом, новой работой, он даже и не интересовался делами сына. Даже не знает, где живут его друзья! А может он сейчас бродит где-то по улицам, потерянный, одинокий ребёнок… Он долги искал его, метался по улицам, а в голове возникали картины, одна страшнее другой: Юрка, сбитый машиной на перекрёстке, лежит в луже крови и его глаза, уже неживые, смотрят в тёмное беспросветное небо… А может его избили хулиганы и он, в отчаянии, в последний миг звал его… Или вдруг… Нет, про такое здесь никогда не слышали! «Какие дурацкие мысли лезут в голову! — обругал он себя. — Конечно, он у друзей! Отойдёт, успокоится и придёт!»
Александр вернулся домой… Домой… Всё стало вдруг чужим, холодным, ненужным… Потому что не было Юрки, его Журавлика…
Он увидел под столом плетёный ремень, взял в руку… и вдруг с размаху хлестнул себя по руке! Руку пронзила резкая жгучая боль. «Как же он вытерпел такое! Юрка, Журавлёнок мой!» Он с яростью швырнул ремень в мусорное ведро. И сел за стол, молча сжав голову. Свет так и не зажёг… И даже не сразу услышал звонок в дверь.
За дверью стоял молодой угрюмый на вид мужчина. Александру он показался знакомым.
– Александр Журавин?
Александр кивнул в ответ. Мужчина представился. «Конечно, Лидия Сергеевна, учительница Юрки. Вот куда она уехала…»
– Юра, ваш сын…
Александр почувствовал, как земля уходит из-под ног, потому что ожидал услышать сейчас…
– …он у нас. Если хотите, я приведу его, только он убежал в одной форме… Или может быть он останется у нас до утра…
В первую минуту он хотел немедленно бежать за Юркой, но… Но понял — сейчас Юрка не примет его… Он помнил, как сам ненавидел своего отца в такие минуты… Самое главное, что с Журавликом всё в порядке, он жив и здоров. Это самое главное… Конечно, ему надо успокоиться, прийти в себя. А потом он поймёт. Поймёт и может быть простит…
«А ты бы простил?» И он почувствовал, как захолодело где-то внутри, потому что знал ответ… Он молча собрал учебники Юрки, снял с вешалки пальто и шапку. Всё делал молча. Почему? Потому что мужчины не плачут…
Валерий назвал адрес и, попрощавшись, ушёл… А Александр вновь остался один на один со своей бедой. Сил держаться уже не осталось…
, , и
ещё 1 нравится это сообщение.
Сообщение отредактировал 31 августа 2017 - 21:42
главная
Фанфик "Отцовская боль"
, эмоции бьют через край, а потом жалеем.
Спасибо!!!
аил!!!
хаил!
