Юля, это благодаря тебе!:)))
— Овсянка, сэр, — с достоинством провозгласил дворецкий.
— Благодарю, Бэрримор, — сэр Генри едва заметно кивнул, и в столовой воцарились тишина и неподвижность.
Через четверть часа, в течение которых упомянутая овсянка благополучно превратилась из горячего блюда в застывшую замазку, дворецкий позволил себе сдержанно кашлянуть, привлекая внимание хозяина.
— Да, Бэрримор? — слегка вздрогнул, отрываясь от созерцания овсянки, лорд Баскервиль, потомок того самого лорда Баскервиля, и тоже Генри.
— Позволю себе спросить, сэр… С овсянкой что-то не так, сэр?
— С овсянкой всё прекрасно, Бэрримор, — похоронным тоном произнёс лорд и снова погрузился в молчание.
В тишине протекли ещё десять минут. Наконец сэр Генри поднялся из-за стола.
— Благодарю за завтрак, Бэрримор, всё было превосходно, как и всегда, — проговорил он несколько рассеянно, не глядя на поклонившегося дворецкого, и направился к выходу из столовой, но уже у самой двери обернулся.
— Скажите, Бэрримор, — спросил Генри, чуть прищурившись, — вы не замечали в последнее время ничего необычного.
— Необычного, сэр? — дворецкий приподнял одну бровь.
— Да, необычного, — нетерпеливо повторил молодой лорд. — Может быть, слышали какие-нибудь странные звуки… со стороны болот.
— Болот, сэр? — переспросил внезапно побледневший Бэрримор, голос его дрогнул, как и руки, — тарелка с застывшей овсянкой медленно описала дугу и упала на пол.
Тарелка дзынькнула, расколовшись на три части, овсянка — хлюпнула. Лорд Баскервиль и Бэрримор около минуты невозмутимо взирали на расползающуюся по ковру овсяную жижу.
— Прошу прощения, сэр, — с траурным видом проговорил Бэрримор. — Я немедленно всё уберу.
— Послушайте, Бэрримор! — почти взорвался сэр Генри, у которого таки был темперамент, хотя большую часть времени он успешно скрывал его наличие ото всех, даже от себя самого. — Хватит ваших игр! Признавайтесь: вы снова прячете кого-то на болотах?!
— Снова, сэр? — искренне изумился дворецкий.
— Я имел в виду вашего деда, Бэрримор, — уточнил Генри. — Возможно, вы верны семейным традициям даже в этом.
— Как вы могли подумать, сэр?! — горестно вопросил дворецкий. — Моя семья служит роду Баскервилей с…
— Да-да, я помню, Бэрримор, — перебил его Генри. — И всё же… Скажу прямо: вчера, когда я прогуливался перед сном, я слышал… — он замолчал, неподвижно глядя перед собой.
— Прошу прощения, сэр, — Бэрримор осмелился нарушить молчание всего через две минуты, что неоспоримо доказывало: дворецкий крайне взволнован! — Вы сказали, что слышали что-то, прогуливаясь перед сном.
— Да, Бэрримор, — вышел из анабиоза сэр Генри. — Я слышал… странные звуки.
— Осмелюсь спросить, какие именно звуки, сэр? — спросил дворецкий ещё через минуту.
— Я не могу этого объяснить, Бэрримор, — простонал лорд. — Я знаю только одно: сегодня вечером я снова буду прогуливаться перед сном. Такова наша семейная традиция, и она оставалась незыблемой даже в тёмные времена, когда наш род преследовала чудовищная собака!
— Разумеется, сэр, — почтительно поклонился Бэрримор.
Воздух дышал сыростью, мрачные сумерки окутали окрестности Баскервиль-холла, а над болотами стелился традиционный густой туман, когда сэр Генри вышел, чтобы прогуляться. Непреклонный, он готов был до последнего вздоха следовать традициям своего рода.
Верный Бэрримор крался следом, готовый на всё ради лорда Баскервиля, — такова была традиция его семьи.
Лорд Баскервиль, как и всегда, направился к болотам. Болота, как и всегда, встречали его ещё более сгустившимся туманом, зловещими поскрипываниями, шелестом, шорохами и тоскливым завывающим голосом болотной выпи. Всё было прекрасно, то есть — в соответствии со сложившимися многовековыми традициями.
Лорд Баскервиль глубоко вдохнул влажный воздух, традиционно пахнущий тиной, и позволил себе лёгкую улыбку, а верный Бэрримор — едва заметный облегчённый вздох.
Вот тут-то всё и началось! Впереди замелькали какие-то тени, зазвучали резкие голоса и смех, а из-за ближайшего куста выплыла фигуристая девица в коротком платьице с длинными зелёными волосами и совершенно неподобающим образом подмигнула ошеломлённому лорду.
Выпь замолчала, кажется, даже сами болота и Луна в небе были потрясены нарушением традиций и подрывом устоев.
— Потанцуем? — девица вплотную приблизилась к лорду и взяла его за руку!
Это совершенно выбило почву из-под ног благородного потомка древнего рода! Он знал, что делать, если напали разбойники, если атакуют чудовища, если из пучины времён восстала собака рода Баскервилей, у него были рецепты на все случаи жизни! Кроме… вот такого. Оттолкнуть леди — немыслимо! Прикасаться к совершенно незнакомой девице, находясь с ней наедине в компрометирующей обстановке… — невозможно!
— Прошу прощения, мисс… Не имею чести быть представленным… — Генри попытался вырвать руку, но незнакомка держала крепко.
— Ах, да что вы, с честью у вас всё в порядке, как я посмотрю, — она игриво захихикала и повлекла Генри за собой — дальше, на болота.
Выйдя из ступора, верный Бэрримор устремился за ними.
— Прошу прощения, мисс! — возвысил он голос. — Мой хозяин непременно должен быть дома к вечернему чаю!
Из-за другого куста вынырнула другая пышногрудая девица, как две капли воды похожая на первую, и подхватила Бэрримора под руку.
— Какая прелесть! — засмеялась она грудным переливчатым смехом. — К вечернему чаю! Ах, вы тут все такие забавные! Пойдёмте же танцевать!
Пока лорд Баскервиль и Бэрримор пытались придумать, как же вести себя в этих совершенно невозможных обстоятельствах, они уже оказались далеко — в самом центре болот.
И были там красавицы с зелёными волосами, и подносили они им блюда заморские — блины с икрой и грибами, и предлагали чарки с водкой, наливая их полными и требуя непременно "пить до дна", и плясали разнузданно, и смеялись громко, как порядочные дамы себе позволять не должны.
Лорд Баскервиль продержался недолго. Выпил из чарки, закусил икрой и… пошёл в пляс! А там и Бэрримор не устоял! Веселились они до утра, а под утро упали без сил на кочки, а красавицы юные обернулись уродливыми женщинами, от которых пахло болотом и тиной.
— Кто вы, мисс… — простонал Генри, которого уже начало мучить похмелье.
— Кикиморы мы, ваше лордство, — усмехнулась бывшая красотка, у которой теперь были глазки-щёлочки вместо огромных очей, а на носу красовалась бородавка. — Могли бы вас в топь завести, как у нас, на Руси, принято, а могли бы и до смерти уплясать — как у вас, на Британщине, положено. Да только жалко вас и губить… У вас и жизнь-то — будто сон. Ни веселиться не умеете толком, ни куролесить! Так что — живите, да нас добрым словом поминайте!
— Мы ещё увидимся… мисс?.. — растерянно пролепетал сэр Генри, сам не зная почему.
— Ну, может, мы и заглянем как-нибудь, — ухмыльнулась зелёная "мисс", откидывая за спину волосы-водоросли.
С тем и пропали из виду заморские создания, назвавшиеся непонятным словом "кикиморы".
А лорд Баскервиль благополучно вернулся домой, поддерживаемый своим верным дворецким. Они не обсуждали случившееся. Это было слишком… неподобающе. Однако… когда первое потрясение прошло, Генри неожиданно обнаружил, что вспоминает ту ночь скорее с удовольствием, чем со страхом или отвращением.
Он подумал, что ему и правда не мешало бы изменить свою жизнь. И первым делом он отказался есть по утрам овсянку, которая ему никогда не нравилась. А однажды незнакомый запах привёл сэра Генри на кухню, где он с изумлением обнаружил смущённого Бэрримора, пытавшегося печь блины по найденному в Интернете рецепту.
— А не прогуляться ли нам сегодня вечером на болота, Бэрримор, — улыбнулся лорд Баскервиль.
— Почему бы и нет, сэр, — невозмутимо ответил Бэрримор. — Хотя, если позволите… — он вопросительно склонил голову к плечу.
— Да, Бэрримор?
— Я бы на вашем месте прогулялся к соседям. У них гостит совершенно очаровательная племянница, сэр. Весёлая и жизнерадостная. Говорят, в ней есть русская кровь… сэр.
— Вот как… Что ж… Пожалуй, я давно не навещал соседей… Благодарю, Бэрримор. Я сегодня же напишу соседям. Надеюсь, завтра будет удобно их навестить.
— Рад служить, сэр, — Бэрримор подхватил лопаткой блин и почти ловко перевернул его.
Сэр Генри помахал рукой перед лицом, отгоняя блинный чад, но вид у него был довольный.
Вечером они с Бэрримором прогуливались вместе — по недавно сложившейся традиции. Внезапно оба замерли, прислушиваясь к звукам, доносящимся с болот.
— Выпь, Бэрримор? — печально спросил сэр Генри.
Дворецкий расплылся в довольной улыбке:
— Кикиморы, сэр!
, , и
ещё 13 нравится это сообщение.
главная
Он один ухитрился убить и искалечить столько моих любимых героев, сколько все остальные авторы не смогли во всех произведениях! 
А какие он афоризмы выдавал! "Нет? Я не знаю такого слова", "Я никогда не говорю нет", "Надеюсь, она ядовита, как и все прекрасное в этом мире", ну как можно было остаться равнодушной??? 
