Рассказ "Предания Залесья. Луноцвет"Автор: Риша (Рина Михеева)
Аннотация: Только Луноцвет может защитить людей и оборотней от сынов Мрака. Только девушка с любящим сердцем может пробудить волшебный цветок, что спит на острове посреди Чёрного озера. Там властвует коварная нимфа, и говорят, что ни один человек не уходил из её владений живым. А ещё говорят, что Луноцвет забирает жизнь того, кто его пробудил. Но для Таи и её любимого кота-оборотня нет иного пути. Они придут к озеру, встретятся с нимфой. И свершится то, что суждено.
Рассказ ранее публиковался в благотворительном сборнике "Звёзды иных миров"
Они были очень странной парой. Тая — обычная человеческая девушка семнадцати лет, рыжая, яркая, солнечная, глаза медовые, россыпь веснушек, улыбка, от которой и в пасмурный день становится светлее. Даже оставшись сиротой в тринадцать лет после морового поветрия, она лишь на время померкла, но не разучилась улыбаться, освещая всё вокруг, будто маленькое живое солнышко. И даже деспотичная ворчливая тётка, приютившая сироту, не сумела загасить её сияния.
А он… Он был котом, приблудившимся невесть откуда. Тая нашла его за околицей год назад. Чёрный кот лежал на боку, облезлый, тощий, тяжело дышавший и, кажется, собиравшийся прямиком на кошачьи небеса. Но Тая не пустила. В ней было так много жизни, что она сумела поделиться ею с котом и удержать. Устроила ему лежанку в амбаре, выпаивала молоком, да травки целебные прикладывала к рваной ране на шее, это, конечно, тоже помогло.
Боялась, что кот расчёсывать будет, сдирать повязку, но он терпел, щурился злыми зелёными глазищами и терпел, только иногда шипел тихонько, да показывал белые острые клычки, когда Тая пыталась его погладить.
Непонятный кот. Весь чёрный, как сажа. Таких кошек в Заречном никогда не водилось. И прийти ему было неоткуда, разве что из леса, или, скорее, из-за леса, потому что где-то там как раз обитал клан кошек-оборотней. Насчёт больших кошек, размером чуть ли не с телёнка, сомнений не было, они там точно жили, но кое-кто говорил, что и клан маленьких кошек где-то там тоже имелся. Их, правда, никто в Заречном не видел, а если видел, то не сумел отличить от кошек обыкновенных — серые, рыжие, полосатые, пёстрые, в белых носочках и трёхцветные — они жили рядом и вместе с людьми. Обычные кошки, ловящие обычных мышей и крыс.
Но этот вот, чёрный, с невыносимо пронзительным взглядом ярко-зелёных глаз, был ни на одну нормальную кошку не похож, и взяться ему было неоткуда. Поэтому и подозревали, что он всё-таки оборотень, поэтому и не тронул его никто — опасались. Кто его знает, вдруг родичи придут за него мстить, если тайком прибить Черныша, как назвала его Тая.
Так он и остался в Заречном, и не просто остался, а ходил за девушкой повсюду, держась в отдалении, наблюдал, щурился зелёным глазом, мол, не сметь её обижать, если надо, я и сам обижу, а вы не суйтесь, моя она! И мальчишки, иной раз дразнившие Таю, норовившие дёрнуть за солнечную прядь, а то и задрать юбку, присмирели.
Самым смелым, а может быть, самым глупым, оказался сын лавочника, противный Витослав, давно объявивший, что Тая всё равно будет его. Хуже всего было то, что тётка Таи была на его стороне и считала Витослава самой лучшей партией для сироты-племянницы. Пока что Тая отбивалась довольно успешно и только раз нежеланному ухажёру удалось урвать смазанный поцелуй, да и то вслед за ним его настигла звонкая оплеуха, а на другой день Витослав проснулся от сильной боли и обнаружил на лице глубокие алые царапины. Обидчика уже и след простыл, только колыхалась занавесь на оконце, но даже последнему дураку было ясно, чьих лап это дело.
Многие мечтали прибить этого кота, но никто так и не решился. Оборотней не любили, зато боялись. А за что их любить? Сами оборотни обычных людей, если можно так сказать, за людей не считали. Относились как к животным, только чуть более смышлёным. Так говорили. Тая настоящих оборотней за всю жизнь не видела ни разу. Ну, если Черныша не считать. Но был ли он оборотнем?
Ей хотелось в это верить, она могла подолгу наблюдать за ним, мечтая, как однажды он превратится в молодого человека, решительного, сильного, умного и, конечно… влюблённого в неё — Таю. Как уведёт её далеко-далеко, в чудесный край, где они будут счастливы и никто больше не станет ни попрекать её куском хлеба, ни дразнить, ни приставать. И уж конечно, там не будет Витослава.
А ещё Тая сможет наконец заняться тем, что ей нравилось: выращивать и собирать лечебные травы и лечить всех нуждающихся в её помощи. В Заречном этим занималась мельничиха, пригрозившая Тае, что "рыжие лохмы повыдергает и глаза бесстыжие выцарапает", если девчонка осмелится лишать её законного дохода. Иногда к Тае всё же бегали тайком самые бедные, знали, что она может помочь, да ещё и получше мельничихи, ведь училась, хоть и недолго, у местной знахарки и имела способности. Но тут ещё и от тётки скрываться приходилось, потому как с бедняков ничего не возьмёшь, ну и нечего, мол, тратить на них время!
Так прошёл год, а потом мраки задрали корову тётушки Анисы. Да, именно мраки или сыны Мрака, как называли их более знающие и грамотные сельчане, ведь такие следы когтей и медведь не оставит, а летом выходить к самому посёлку медведю ни к чему — в лесу полно еды. Оборотни? Так они далеко. Хотя Заречное и самый близкий к владениям тёмных оборотней человечий посёлок, всё равно — далеко до них. По эту сторону Заповедного леса — самый близкий, а по другую, говорят, ещё много селений людских. Может, там оборотни и свирепствуют, но идти в такую даль, чтобы задрать корову? Глупо…
Светлые оборотни жили в относительной близости — на другом берегу реки, но им корова и подавно ни к чему, они не хищники. К тому же теперь по ночам из леса доносились жуткие подвывания, на подворьях пропадало всё больше скотины, по утрам испуганные жители обнаруживали проломы в заборах и сорванные с петель двери амбаров, курятников и коровников.
В дома мраки пока всерьёз не ломились, хотя уже оставляли на стенах и дверях следы жутких когтей, но все понимали, что это дело времени. Перережут всю скотину и возьмутся за людей, а людям и так не сладко будет — без скотины-то!
Как извести или отпугнуть чудовищ, никто не знал. Предки помнили, да ушли знания, ведь память у людей короткая, а мраки лет сто не беспокоили, а то и все двести — тут мнения расходились. Вот знахарка, может, знала, так померла недавно, а преемницы себе не выбрала. Вернее она-то выбрала — Таю, да той тётка не позволила учиться.
Оставалось последнее — перебираться за реку, ближе к светлым оборотням. Но это значило всё бросить — дома добротные, поля плодородные, сады — всё! А за рекой им никто не обрадуется, там и без того людских селений понатыкано, что травинок на полянке. Оборотни живут привольно и тесниться не пожелают. Они хоть и светлые, да не больше тёмных людей жалуют.
Близилось полнолуние, и посёлок замер в ужасе: при полной Луне мраки ещё сильнее и яростнее, как бы не вломились в дома. Ближе к вечеру Леся, двоюродная сестра Таи, а тётки, её приютившей, родная дочь, прибежала откуда-то запыхавшаяся, испуганная, отозвала Таю за дом, зашептала горячо:
— Схорониться тебе надо!
— Что случилось-то? — растерянно взглянула на сестру Тая.
— Лавочник с сыночком недоброе задумали! И мельничиха с ними… Видно, она их и надоумила. Слух пустили, что ты с тёмной силой знаешься и от тебя избавиться надо, а заодно и мраков задобрить! Так, мол, от них предки откупались — надо девицу в лесу привязать и оставить! Ой, Тайка, ой… что делать-то… Они ведь народ баламутят. Если мужики за тобой придут, не отобьёмся ведь! — Леся всхлипнула. Она была искренне привязана к сестре.
— Успокойся, Лесь, не переживай ты так, обойдётся всё, — Тая гладила сестру по вздрагивающим плечам.
— Да как оно обойдётся?! Я сама слышала…
— Ну… как-нибудь… — Тае не верилось, что односельчане способны на подобное, но в следующий миг она поняла, что ошибалась: на двор заходили мрачные мужики, на чьих угрюмых физиономиях была написана решимость быть бесчеловечными до конца.
За спинами мужиков маячил и лавочник с обиженным на Таю и Черныша сыночком.
— Беги, Тай! — пискнула Леся, пытаясь загородить её собой. — Они тебя ни в жисть не догонят!
Тая и правда была быстроногой, но куда ей бежать, где прятаться? Разве что в том самом лесу. А взглянув на мужиков, она ясно поняла — не заберут её, так Лесю потащат. Они уже не отступят. Отодвинув сестру, она вышла вперёд, прямо посмотрела на явившихся за ней односельчан. Некоторым хватило совести опустить глаза, сосед забормотал виновато:
— Что нам делать-то? Что делать? Скотину у нас зарезали уже, а дальше и детей порешат, и нас…
Тая вздохнула, опустила голову и пошла к ним.
— Да ведь не поможет это! — отчаянно крикнула Леся, хватая её за руку. — Не троньте её!
Тая повернулась, обняла сестру и толкнула к дому, из которого уже вышла тётка, смотревшая на происходящее с ужасом. Она не была ласковой и любящей, забрала Таю к себе скорее по долгу, чем по велению сердца, но чтобы такое…
Тётка пробовала заступиться за неё, но ей быстро объяснили, что тогда заберут Леську, чтобы далеко не ходить, ведь времени уже не осталось — пока набирались решимости, уже Солнце садится, а после заката в лес идти — проще самим повеситься!
Тая добровольно пошла с ними. Дёрнула резко плечом, когда Витослав попытался ухватить её за руку, обожгла его непривычно жгучим взглядом:
— Не трожь!
Он ухмыльнулся криво, хотел сказать что-то, наверняка гадкое, но другие мужики его заткнули и оттеснили от девушки. До леса дошли быстро. Привязывая Таю к дереву, сельчане прятали глаза и бормотали что-то, оправдываясь. Она закрыла глаза, давая понять, что не хочет ни видеть их, ни слышать, и они замолчали.
Скоро Тая осталась одна в лесном сумраке, но ненадолго. Зашуршала трава, колыхнулись ветки… Нет, это был не мрак, как в первый момент подумала Тая, ощущая, что сердце суматошно колотится в горле, это был Витослав, ухмыляющийся, уверенный в том, что теперь ей от него никуда не деться.
— Думала, мрак за тобой явился? — спросил он, оглаживая щёку, шею, не спеша скользя ладонью к груди девушки.
— Да ты хуже мрака! — искренне выкрикнула она. — И не боишься, что им попадёшься?
— Рано ещё, Солнце не закатилось, успею, — он потянулся толстогубым ртом к её губам, рукой зацепил ворот платья, собираясь порвать и вдруг взвыл, дёрнувшись всем телом, развернулся, пытаясь понять, кто причинил острую боль, ожёгшую ногу.
Позади, припав к траве, бил хвостом Черныш. И в его зелёных глазах было столько ненависти, что даже Тая поёжилась.
— Ничего ты мне не сделаешь, мелкая тварь, — прошипел Витослав и попытался наподдать коту ногой, но тот, пружинисто оттолкнувшись, подпрыгнул так высоко, что казалось — взлетел! Он вцепился Витославу в грудь, полосуя когтями ткань и кожу, целя в лицо, норовя выцарапать глаза.
Парень орал так, что и в посёлке, наверное, было слышно, отбивался, пытался оторвать кота, но тот вцепился намертво и драл врага с такой яростью, что, когда Витославу всё же удалось отбросить животное, он и не подумал задержаться и продолжить начатое.
— Бешеная тварь! — проорал он высоким, плачущим голосом. — Бешеная! Верно мельничиха говорила, злыдня ты и сама с мраками знаешься! — кинул он напоследок Тае и бегом бросился прочь, стирая с лица кровь, заливавшую всё же уцелевшие глаза.
— Спасибо, Черныш, — ласково сказала Тая. — Досталось тебе, да? Спасибо, милый. Только шёл бы ты отсюда. Очень тебя прошу, уходи! Ведь с мраком-то не справиться…
Кот встряхнулся, фыркнул пренебрежительно, подошёл к Тае и начал перегрызать верёвки. Зубы у него были острые, когти ещё острее, так что справился он с этим делом быстро и почти легко. Остальное Тая сама распутала, растёрла запястья, лодыжки, растерянно осмотрелась.
Она не представляла, что делать дальше. Вернуться в деревню? Так её всё равно назад потащат, если не сегодня, то завтра. И на этот раз привяжут получше. А может, ещё и Черныша прибьют… Витослав наверняка расскажет… Хотя нет! Вряд ли.
Тая нахмурилась. Ну да, правды он, конечно, не расскажет — наплетёт, что злодейский кот сам его нашёл и напал, чтобы отомстить за хозяйку! Ясное дело — тоже злодейку, вестимо, навлёкшую на посёлок все бедствия! Нет, нечего ей делать в Заречном, нет ей там места…
А куда ещё деться? Самой в лес идти? Так ни к чему и утруждаться, мрак её и тут отыщет… Тая вздохнула и села, привалившись к дереву, тяжёлые мысли лишили её сил, она не видела больше света впереди, не ощущала его в своей душе. Нет смысла бороться, нет способа победить…
А где же Черныш? Тая вскинулась, начала осматриваться, осознавая, что кот куда-то делся, как только она освободилась. И тут ветки раздвинулись, Тая пискнула испуганно, думая, что мрак явился за ней, даже не дождавшись темноты, но это был не мрак.
Это был юноша — стройный, черноволосый, мешковатая одежда не могла скрыть особой кошачьей мягкости его движений, а лесные сумерки не затеняли яркой зелени глаз. Сердце у Таи заколотилось взволнованно — не от страха уже, а от чего-то другого, чему она не знала названия. Это он — Черныш. Она поняла это сразу, узнала!
— Ты?.. — прошептала девушка, неуклюже поднимаясь на ноги и горестно, стыдливо сознавая эту неуклюжесть, растрёпанность волос и вообще…
Будто раньше он и не видел её, а теперь вот видит. Или — раньше видел по-другому, кошачьим взглядом, а теперь… Тая вздохнула. А что теперь? Оборотни ведь презирают людей. Правда, Черныш её защитил. Ну, так может у них принято отдавать долг, чтобы не быть обязанными, ведь она его всё же выходила год назад.
— Я, — тихо ответил бывший кот.
И Тая вдруг поняла, увидела, что он тоже смущён.
— Я ещё месяц назад кое-какую одежду утащил в лес… — признался он, проводя руками по ветхому полотну простой рубахи. Штаны были когда-то добротными, но теперь красовались дыркой на одном колене и обтрёпанными до бахромы краями штанин. — Как только мраки объявились, я понял, что этим всё и кончится, — он нахмурился.
"Красивый… — подумала Тая. — Точно такой, каким я его и… намечтала…"
— Как тебя зовут? — спросила она робко, ещё больше смутившись от собственных мыслей.
— Лир, — ответил парень, глядя в сторону.
Он что-то обдумывал, кусал губу, встревоженный, решительный, но сквозь решимость неумолимо проступала растерянность, а за ней и отчаяние. Тая не хотела ему мешать и пару минут просто молча ждала.
— Я не знаю, что делать. Не знаю, как тебя спасти, — признался Лир, и в голосе его слышалась боль и тоска.
Тая опустила голову.
— Значит, судьба такая, — прошептала.
— Нет! — Лир шагнул к ней, схватил за плечи. — Нет… Я не хочу, чтобы ты погибла. Только не ты!
— Почему? — удивилась Тая, поднимая на него свой медово-солнечный взгляд.
— Потому что… — Лир опустил голову и снова поднял, заглянул в эти тёплые, янтарные глаза… Ему хотелось смотреть в них вечно… — Потому что… я полюбил тебя. — В медовой глубине вспыхнули золотые искры — и радостно, и недоверчиво. Но недоверие быстро таяло, Тая верила ему, не могла не верить.
Лир опустил руки, отвёл глаза, сделал шаг в сторону.
— Я ведь пришёл к людям именно за этим, — проговорил глухо, обречённо.
— Зачем? — удивлённо спросила Тая.
— За девушкой, которая сумеет добыть Луноцвет.
Тая ещё шире раскрыла глаза и даже рот приоткрыла от удивления. Она никогда не слышала о Луноцвете, но почему-то это слово всколыхнуло в её душе что-то… глубинное, потаённое… Детские сказки, вера в добро, желание помогать людям… — всем этим повеяло на неё от одного только слова Луноцвет…
— Я расскажу тебе, — всё так же обречённо и не глядя на неё продолжил Лир, — ведь другого выхода не вижу. Сыны Мрака начали появляться ещё несколько лет назад. Они нападали и на людей, и на нас, оборотней. Им всё равно. Ими движет только тупая злоба и голод. Им всё равно, кого рвать и убивать. Хотя наши ведуны говорят, что людей и оборотней они предпочитают, скажем, животным. Мраки ещё помнят, наверное, что когда-то были оборотнями, что когда-то в них было нечто человеческое.
Тая потрясённо ахнула.
— Да, когда в оборотне полностью побеждает зверь, когда из него уходит вся человечность до капли, тогда он становится сыном Мрака, чудовищем, более всего любящим убийство. И ничто, кроме убийства, не радует и не насыщает их ненасытности.
— Человек не может стать просто зверем, если из него уходит человечность, он превращается в чудовище, куда худшее, чем самый лютый хищник. Люди беззащитны перед сынами Мрака, а оборотни… могут с ними сражаться, но мраки сильны, очень сильны. И с каждым годом они становятся сильнее. Они напали на мой клан, и многие погибли. Моя семья — погибла…
Тая подалась вперёд, замерла, а потом всё же решилась, подошла близко-близко, положила голову ему на плечо, погладила по волне чёрных шелковистых волос. Он осторожно положил руку ей на талию, другой обхватил за плечи.
— Да, я сирота, как и ты, Тая. Дальняя родня осталась, к счастью, весь клан не вырезали, но мы сильно пострадали. Котам пришлось уйти к лесным леопардам, стать их вассалами, иначе все бы погибли. Я нашёл шаманку, хотел узнать, как остановить мраков. Ведь раньше подобное уже было и их остановили! Шаманка рассказала мне о Луноцвете. Пробудить его может только человек, не оборотень. Чистая душа, любящее сердце, — так она сказала. И отважное. Потому что идти за Луноцветом нужно ночью через лес. Но это не самое страшное — в полнолуние можно открыть Лунную тропу, она безопасна. Хуже всего, что Луноцвет спит на острове, что на Чёрном озере.
Тая ахнула. Про Чёрное озеро и нимфу, живущую в нём, у них рассказывали страшные истории. Говорили, что нельзя смотреться в воду — никому и никогда, а особенно — молодым парням. Иначе увидят в воде нимфу, зачарует она, лишит покоя, будет тянуть и звать к себе, пока не уйдёт к ней человек. А там — погубит она его безжалостно. Зла и коварна нимфа Чёрного озера, сердце её — холодный камень, не ведает она ни любви, ни сострадания. И ненавидит людей.
— Да, Тая, — Лир тяжело вздохнул. — В том-то и дело. Нимфа охраняет Луноцвет. Говорят, когда-то она была добры стражем, но потом изменилась. Или, может быть, это уже другая нимфа, не та, что жила там когда-то… Она исполнена злобы и ненависти и не захочет никого допустить к Луноцвету.
— После разговора с шаманкой, я начал искать девушку, что решилась бы пробудить Луноцвет. Но в наших краях никто с оборотнем по доброй воле не пойдёт Мы, конечно, сами виноваты. Люди нас боятся и… не любят. Если не сказать — ненавидят. Некоторые, правда, живут рядом, торгуют, служат главам кланов, но за Луноцветом никто из них идти не захотел. Правда, со всеми я не говорил, конечно… В общем, решил попытать счастья за лесом, но попался мракам. Один из них зацепил меня когтями, но я всё же сумел убежать… Ну, потом ты знаешь. Если бы не ты, мне не жить. Пока ты меня выхаживала да и потом тоже, я присматривался к людям в Заречном и понял, что если кто-то и сумеет пройти Лунной тропой и разбудить Луноцвет, то только ты… — он замолчал.
— Почему же ты ничего мне не сказал? — тихо спросила Тая, ловя его ускользающий взгляд, в котором боль мешалась с нежностью.
— Потому что… потому что полюбил тебя. Я не хотел, чтобы ты… Только не ты.
— Я тоже люблю тебя, Лир, — прошептала Тая, чувствуя, как пылают от стыда и незнакомого внутреннего жара щёки. Он вскинул голову, потрясённо глядя на неё. — Да, люблю! — осмелела девушка. — Давно люблю!
— Но как же…
— Я так надеялась, что ты не просто кот… Конечно, я и котом бы тебя любила, но не так… Любила бы как друга, понимаешь?
Лир неуверенно кивнул, не отрывая взгляда от её медовых глаз.
— Но я надеялась, что ты оборотень. Мне казалось, что иначе и быть не может. Конечно, кошки умные… Но ты… ты всё понимал, как человек! И смотрел, как человек, и слушал… И ещё, — она хихикнула, — подрал тогда Витослава. Кот бы так не поступил. Я надеялась… и мечтала… Хотя я знаю, что оборотни презирают людей, — она опустила голову.
— Не могу сказать, что это не так, — печально сказал Лир. — Но не все. И я уж точно не презираю… тебя. Таких, как Витослав, презираю, конечно! Оборотни так не поступают. И не отдают своих женщин и девушек порождениям Мрака!
— Может быть потому, что не чувствуют себя настолько незащищёнными, как люди? — печально ответила Тая. — Ты же сам сказал: вы можете с ними биться, хотя это и опасно, но всё же — можете. А люди не могут. Если бы могли, то не поступали бы… так.
— Наверное, ты права, — Лир вздохнул и осторожно коснулся её щеки. — Не обижайся, прошу. Ты же понимаешь, что таких, как Витослав и его отец, уважать невозможно.
На это Тае нечего было возразить. Да и вообще — все мысли у неё разбежались и разлетелись от ощущения пальцев Лира на щеке, от его руки на её талии, от взгляда, такого близкого, такого одновременно знакомого и незнакомого… нежного и пылающего, такого… восхищённого?
— Тая… — прошептал он и склонился ещё ближе, хотя они и так были близко, слишком близко…
— Лир… — она прикрыла глаза и не могла понять, стыд или восторг заставляет так пылать щёки, когда губы их соприкоснулись сначала трепетно, потом — нежно, потом — жарко…
Они тонули в поцелуе, в своих чувствах и друг в друге, забыв о том, что вокруг опасный лес, что близится ночь полнолуния, когда порождения Мрака особенно сильны, забыв обо всём. Руки обнимали, глаза не могли насмотреться, поцелуи прерывались лишь на вдох и выдох. Не могли надышаться… друг другом.
Тае показалось, что миновала целая вечность, когда Лир, оторвавшись от её губ, взглянул на небо, видневшееся в просветах между деревьями, на Луну, что уже поднималась над ними, и лицо его, только что будто светившееся изнутри, погасло, стало угрюмым.
— Скоро мраки выйдут на охоту. Я так хотел уберечь тебя от этого, а теперь — не вижу другого пути, кроме Лунной тропы.
— Ты можешь её открыть? — стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила Тая.
— Думаю, да. Шаманка научила. Надеюсь, я смогу вспомнить слова… Но там — на озере! — почти выкрикнул он. — Там я не смогу помочь! Нимфа…
— Если так суждено, значит так тому и быть, — Тая склонила голову ему на плечо. — Я верю, что милостивая Тена поможет. Я хочу этого. Даже если бы мы могли вернуться в посёлок, даже если бы могли пожениться и жить вместе… Нам же не будет покоя, пока мраки рыщут по округе, а мы знаем, что могли бы остановить это! Люди правы в одном — скоро они начнут резать не только скот… А ты знаешь, как открыть Тропу. Это судьба, Лир. И мы должны — должны идти до конца.
Он отвёл глаза, и целую минуту Тая, как ни старалась, не могла поймать его взгляд. А когда Лир всё же искоса глянул на неё, она увидела влажный блеск под его опущенными ресницами.
— Да, я понимаю, — проговорил он еле слышно. — Ты не можешь иначе. Потому я и люблю тебя так… Навечно люблю, слышишь? — он вдруг схватил её за плечи, сжав их до боли, до синяков. — Навечно. — И тут же отпустил, отвернулся, то ли торопясь, чтобы успеть до того, как их отыщут мраки, то ли пряча слёзы.
Тая вытерла лицо рукавом, влажные дорожки на щеках… когда успели появиться? Не так она представляла себе счастье, признание в любви, первый поцелуй. Думала, что это будет светло и радостно — лишь бы случилось, лишь бы дождаться! А у них всё вот так — на краю ночи, на краю жизни… Но от этого ещё ярче.
Лир поднял голову, глядя на Луну, несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул, прикрыл глаза и заговорил нараспев, тщательно проговаривая, а возможно, и припоминая каждое слово:
"О Тена Всеблагая, нам Лунный Путь открой!
Туда, где спит чудесный Луноцвет.
Пусть порожденья Мрака услышат голос Твой.
Им для убийства воли ныне нет.
Без жадности и злобы, желая лишь добра,
Хотим Цветок прекрасный пробудить.
Пусть будет для живущих день светел, ночь темна,
А Мрак не прерывает жизни нить.
Луна — Твоё светило, мы — под Твоей рукой,
Среди теней от Мрака нас укрой!"
Затаив дыхание, Тая смотрела, как от Луны к ним протягивается серебристый луч, всё ниже, ниже… Он становится шире, вот касается вершин деревьев, скользит ещё ниже — к самой земле, к их ногам. Ложится пятном нежного лунного света — почти осязаемым, прохладным и мягким, — а потом льётся дальше — уже по земле, подобно ручью — льётся сквозь лес…
Тая смотрела на это чудо с восторгом. Лир — с отчаянием. И отчаяние плескалось в зелени его глаз, когда он повернулся к ней.
— Помни, что я люблю тебя, — сказал он, протягивая ей руку. — Помни. Ты должна жить. Не позволяй нимфе обмануть себя. Не верь ей, она лжива и коварна. Если ты не позволишь ей, она не отберёт твою жизнь! Ты нужна мне…
— Я запомню, — Тая улыбнулась светло и солнечно, доверчиво вкладывая руку в его ладонь, ступая вместе с ним на Лунную тропу.
Что было дальше — она почти не понимала. Кажется, тропа сама несла их вперёд, такая нежная и струящаяся, будто густая серебряная вода. А по сторонам сгустились чудовищные пятна мрака, непроглядная тьма тянулась к ним своими удушливыми липкими щупальцами, скалилась острыми зубами, сверкала глазами, в которых не было света. У тьмы не красные глаза, не горящие — они непроглядно черны и бездонны, они тянут в бездну, высасывая силы, жизнь, мужество, волю…
— Не смотри! — яростно шептал ей Лир. — Не смотри! Они нас не видят. Тена укрыла нас.
И Тая покорно закрыла глаза, прильнув к его плечу, хотя для того, чтобы не смотреть, нужно, пожалуй, не меньше мужества, чем для того, чтобы смотреть и не сдаться. Если бы рядом не было Лира, она бы не выдержала, но его рука обнимала её, его тепло ощущалось сквозь одежду — он рядом, значит, не страшно, значит, надо верить.
Внезапно что-то изменилось. Тая вскинулась, открывая глаза, осматриваясь растерянно. Лир тоже смотрел вокруг, крепко прижимая её к себе. Они были на берегу озера, лежавшего перед ними огромным серебристым от лунного света зеркалом. Озеро, спящее под полной Луной среди глухой чащи, было прекрасно, но и в красоте его, и в молчании ощущалась угроза. Лунная тропа длилась до самого острова, что посреди Чёрного озера, текла серебряным ручьём прямо по воде, но не несла их больше. Дальше идти придётся самим.
Лир заглянул в медовые глаза спутницы, прижался губами к её лбу. Она поняла — почему. Сейчас не время для проявлений страсти, а соприкоснувшись губами, удержаться будет слишком тяжело…
— Не верь нимфе, — шепнул Лир, склонившись к её уху. — Помни, что я люблю тебя. Пожалуйста, выживи…
— Ты тоже, — сквозь слёзы улыбнулась Тая.
Лир разжал объятия, повернулся к озеру, сделал шаг вперёд, но тропа тут же угасла у его ног. Тая ахнула, потом сообразила — обошла Лира, ступила туда, где только что светилась путеводная нить, дарованная им Теной, дарованная ей — Тае. Ей и идти.
Лунная тропа проступила вновь, пролегла мерцающей лентой до самого острова. Тая бросила прощальный взгляд на Лира — он был угрюм и напряжён, хоть и попытался улыбнуться ей, — и сделала шаг вперёд. Ещё один, ещё… Вот уже озеро под ногами. Но она идёт по серебряной тропе из лунного света и волшебства, а рядом — стоит хоть на ладонь отклониться — плещется едва заметно тёмная вода. Лунная тропа словно вобрала весь свет в себя, и озеро предстало в своём истинном виде — действительно чёрным, каким и называли его — непроглядно, матово чёрным, будто пожирающим свет.
Сердце замирало в груди, дорожка из лунного света казалась неверной, настолько ненадёжной, что, пройдя несколько метров, Тая уже не могла понять, как решилась на такое… От воды тянуло холодом, проникавшим под одежду, под кожу, леденившим и тело, и душу.
Девушка дрожала всё сильнее, страх сгущался и будто делал её тяжелее, и вот уже казалось, что ноги её погружаются в воду, казалось, что она ступнями ощущает холод и зыбкость озёрной воды. Тая остановилась на миг, хотела поднять глаза к небу, взглянуть на светило Тены, попросить помощи и укрепления для слабой души, но лишь чуть приподняла голову — и увидела, как взбурлила озёрная гладь. Из мрачной ледяной глубины поднималось нечто… нет, некто!
Тая знала прежде, чем увидела, — это она! Владычица Чёрного озера, тёмная нимфа с каменным сердцем. Медленно всплыла на поверхность озёрная дева, поднялась, так что стояла теперь на воде, как и Тая. Стояла и смотрела на ту, что осмелилась потревожить её покой.
Нимфа была прекрасна: тонкий стан, бледное лицо с благородными чертами, огромные тёмные очи, чёткие дуги безупречных бровей, скорбно сжатые полные губы, волосы, чёрным потоком шёлковых волн лившиеся на плечи, ниспадавшие до колен… Она была в простом белом платье и единственным украшением ей служил кроваво-красный камень, висевший на груди, на цепочке из чёрного металла.
Тая смотрела на красавицу и не могла оторвать глаз. Такая прекрасная… далёкая… совершенная… такая печальная — скорбь, казалось, исходила от неё волнами, заполняя всё вокруг. И лишь кровавый крупный камень, светивший болезненным неотражённым светом, выглядел зловещим и пугающим.
— Куда идёшь ты, милое дитя? — спросила нимфа, и голос её, мелодичный, глубокий, отзывался в мыслях, в чувствах, заставлял забыть обо всём… Лишь бы слушать его, впитывать всем существом…
— Я… — Тая приложила ладонь ко лбу, оттого она на миг перестала видеть нимфу, и это одновременно принесло ей чувство потери и прояснило мысли. — Мне нужно пробудить Луноцвет! — вспомнила Тая. — Пропустите меня, молю! Я ничего не хочу для себя, я лишь хочу защитить людей и… оборотней… — добавила она тихо, но нимфа услышала.
— Ну конечно, — она усмехнулась так горько, что Тае показалось — по безупречной щеке скатилась слеза. — Оборотней… Я вижу, что намерения твои чисты, дитя! Твои — да. Но его…
Тая встрепенулась. Как она могла хотя бы на миг забыть о Лире?!
— Да-да… я вижу… ты любишь его… — печально проговорила нимфа. — Или думаешь, что любишь. Ты ведь увидела его сегодня впервые, впервые говорила с ним, так откуда же так вдруг — любовь? — нимфа приподняла соболиную бровь. — Не думаешь ли ты, что это могут быть чары? Или, может быть, просто… влюблённость юной мечтательной девушки, впервые встретившей кого-то, так непохожего на всех, кого она знала прежде?
— Нет! — Тая помотала головой. — Нет-нет… Я люблю его. А он любит меня. Лир хороший… — она хотела ещё что-то сказать, но её оборвал смех нимфы.
Тая не обиделась, на это невозможно было обижаться — она впервые слышала такой… горестный смех, больше похожий на рыдание, рвавшееся из глубины исстрадавшейся души.
— Хороший… любит… Бедное дитя… — нимфа не смеялась больше, она опустила голову и прикрыла глаза рукой, из-под тонких пальцев закапали слёзы, по крайней мере Тая думала, что это слёзы. — Я тоже верила когда-то… Я знаю, каково это… И как убивает предательство, разрывая в клочья душу и сердце, — глухо произнесла нимфа.
А потом она подняла на Таю глаза. Это были два бездонных озера, наполненных болью… У девушки перехватило дыхание.
— Тебя… предали? — спросила Тая, едва шевеля губами.
Ей было по-прежнему холодно, но теперь она уже привыкла к холоду и не дрожала больше, тело будто онемело.
— Да, — уронила нимфа. — Но давай лучше поговорим о тебе, дитя. Обо мне — слишком поздно. Теперь уже ничего не изменить. Но — да. Когда-то я тоже была живой, верящей, любящей… Всё в прошлом. Для меня. А тебя ещё можно спасти. И это всё, чего я хочу. Послушай меня, девочка. Оборотень обманул тебя.
Тая только молча потрясла головой.
— Ах, дитя… — вздохнула нимфа. — Зачем, по-твоему, нужно пробудить Луноцвет?
— Чтобы остановить порождения Мрака!
Нимфа покачала головой, будто невзначай коснувшись пальцем красного камня на своей груди.
— Всё неправда, — сказала она. — Слушай. Луноцвет — это цветок желания для тёмных оборотней. Он может исполнить любое желание оборотня. Но привести его к цветку должна человеческая дева, чистая душой, любящая. Знаешь, что происходит потом? Знаешь, как просыпается Луноцвет? Ведь пробудить его можно в любое время года, он прорастает мгновенно! Но для этого ему нужно попасть в тело девы. Он войдёт в тебя — волшебный цветок оборотней, тёмных оборотней, хищников! И этот цветок — тоже хищник! Он прорастёт, вытянув твою жизнь, твою любовь, твою душу — всю тебя. Он впитает тебя и расцветёт. А оборотень, лгавший тебе о любви и спасении людей от порождений Мрака, сможет загадать желание. И цветок — исполнит.
Слова нимфы падали, будто капли яда, отравляя сомнением, пятная душу, убивая доверие… Тая ничего не могла сказать, она только мотала головой, постанывая, как от зубной боли, и не сразу заметила, что слёзы текут у неё по щекам, а дыхание прерывается от сдерживаемых рыданий.
"Нет!" — кричало её сердце, но голос его становился всё тише… Слова нимфы резали, кромсали, давили, пронзали…
"А что если, это и есть правда? Что если, потому Лир и говорил тебе, чтобы ты не верила нимфе? Боялся — она откроет тебе правду? Ведь ей ведома правда — она знает, что ты его любишь, что увидела его только сегодня… всё знает!"
— Знаешь, о чём он мечтал? — продолжила нимфа, выждав немного, чтобы семена посеянных ею сомнений проросли. — Он — оборотень, превращающийся в маленького кота. Кот ещё беспомощнее и слабее, чем его человеческое тело. Другие превращаются в волков, в тигров! А он — всего лишь кот… Может ловить мышей, а то и крыс — и только.
— Он мечтал стать большим и сильным! Огромным котом — смертоносной пантерой или могучим львом! Клянусь, я говорю тебе правду! Клянусь силой своей, что я обрела, став нимфой, — это правда! Как правда и то, что Луноцвет заберёт твою жизнь! — Нимфа подняла руку, и призрачное сияние на миг одело всю её фигуру — сияние её волшебной силы, проявившейся на миг и снова впитавшейся в тело той, что не солгала…
Такая клятва могла бы лишить её всей магии и, вероятно, убить, если бы была ложной… Тая застонала, боль раздирала её изнутри! Он обманул… Он хочет, чтобы она стала пищей для цветка, который исполнит его желание… Как же больно, как невыносимо тяжело… Сердце в её груди, казалось, стало камнем, тянувшим её вниз, вниз, вниз…
— Не противься… — шептала нимфа, и кровавый кристалл на её груди пламенел всё ярче. — Чувствуешь, как сердце твоё каменеет… Камень — не болит, не страдает… Лучше ничего не чувствовать… Чувства приносят лишь разочарование и боль, лишь потери и горечь… Без них будет хорошо… спокойно… — алая нить тянулась от Таи к нимфе, наливалась силой, впитывалась в камень на груди девы озера, но девушка не замечала этого, слёзы застилали её глаза — слёзы ещё не умерших чувств, ещё живого сердца…
***
Как только Тая ступила на Лунную тропу, пересекающую озеро, Лир больше не мог её видеть — девушка словно растворилась, но он знал — Тая здесь, рядом. И тропа не пропала — он всё ещё видел её.
Осторожно, будто пробуя воду, сделал шаг, другой… очень осторожно, медленно…
"Тая, — билось в мыслях, — Тая… Где ты, что с тобой… Нимфа опасна, коварна! Как защитить тебя, Тая, как уберечь…" Он поднял голову, с мольбой вглядываясь в лик ночного светила, символа Тены-Покровительницы, что оберегает и защищает, что хранит любящих и указывает им путь.
— Помоги, молю!
Лиру показалось, что Лунная тропа стала ярче, и он пошёл по ней, всматриваясь в ночной сумрак, надеясь различить силуэт любимой. Но её не было видно. Взбурлила озёрная гладь, и совсем другая дева предстала перед ним — прекрасная, опасная, коварная — нимфа Чёрного озера. Лир без страха встретил её затягивающий взгляд, смотрящий, казалось, в глубинные тайники его души и разума.
— Ты не имеешь надо мной власти, — сказал он тихо. — Я здесь не ради корысти, я здесь с благими намерениями, и сама Тена открыла эту Лунную тропу, чтобы…
— Чтобы по ней прошла человеческая девушка, — усмехнулась нимфа, — но не оборотень. Только человек может разбудить Луноцвет.
— Значит, меня Тена пропустила, чтобы я помог ей. Она хранит любящих.
Нимфа рассмеялась пренебрежительно, кровавый камень на её груди полыхнул огнём.
— Любящих, да! И тех, кто верит своим любимым! Но Тая больше не верит тебе! Значит, она моя! Я выпью её чувства, её любовь, её жизнь…
— Ты лжёшь, — прищурился Лир.
На этот раз в смехе нимфы слышалось почти настоящее веселье.
— О нет, я не лгу! Это правда! Тая больше не верит тебе, клянусь силой своей, что говорю правду! — нимфа простёрла руку к Луне, лившей на озеро серебристый свет, но поверхность его оставалась чёрной, лишь Лунная тропа всё ещё светилась, но и это свечение начало тускнеть.
— Видишь? — торжествуя, проговорил нимфа. — Это правда! И защита Тены больше не поможет твоей избраннице! Она скоро уйдёт на дно моего озера… камнем — на дно… А душа её будет моей пленницей. Впрочем… может быть, я превращу её в водяницу… Мне скучно тут одной… Прежние невольницы надоели. Твоя Тая — забавная… Что шипишь? Ты тоже забавный… Но ты мне не нужен — убирайся!
— Я никуда не уйду, — твёрдо ответил Лир. — Я буду защищать её, — он прищурился, глядя на красный камень на груди нимфы. Камень пульсировал, наливался силой.
— Ты… пьёшь её силу! Её жизнь! Прекрати это!
— С чего бы это? — пренебрежительно спросила нимфа. — Ей так будет даже лучше… Все эти чувства — они лишь причиняют боль. Уж мне ли не знать… А ты… ты всё равно бросишь её! Или приведёшь к своим, а они уж сумеют превратить её жизнь в кошмар. И ты будешь защищать её поначалу, а потом устанешь… чувства пойдут на убыль, а усталость будет расти… И всё закончится очень и очень печально.
— Нет, — ответил Лир, — этого не будет. Но я не стану с тобой спорить, не пытайся тянуть время. — Он протянул руку по направлению к нимфе, и от руки его потекла нить силы, серебристая и чистая, как лунный свет. Сила вспыхнула белым пламенем вокруг красного камня, и он померк.
— Что ты творишь?! — прошипела нимфа. — Вздумал тягаться со мной? Всей твоей силы не хватит, чтобы меня остановить!
— Хватит, — тихо ответил Лир. Нить стала толще, плотнее. Нимфа дёрнулась, будто хотела убежать, скрыться, но не смогла разорвать эту связь.
— Ты сейчас лишишься всей магии. Навеки лишишься!
— Я это понимаю, — спокойно ответил Лир.
— А потом я утоплю тебя! — в ярости выкрикнула нимфа.
— Значит, так тому и быть.
— Зачем тебе это?! Прекрати! Остановись, пока не стало слишком поздно!
— Только если ты отпустишь Таю.
— Хочешь сказать, ты и в самом деле любишь её? Настолько, что готов отдать всю магию и даже жизнь? — голос нимфы прозвучал тихо, с искренней печалью.
— Настолько, — кивнул Лир.
Нимфа молча опустила глаза, колеблясь и размышляя о чём-то.
— Что ж… мне очень жаль, если это так… Я уже не могу ничего изменить. Этот камень… сильнее меня. Он моё спасение и моё проклятие. Я могу лишь не пытаться больше навредить вам, — она отвернулась, проговорила глухо: — Лучше остановись. Ещё немного… и ты навсегда станешь котом. Простым котом. Ты это понимаешь?
— Да, — кивнул Лир.
Очертания его тела поплыли, начали размываться, и уже через несколько секунд на Лунной тропе стоял чёрный кот, но от него по-прежнему струилась серебристая нить силы. Той силы, что остановила действие Кровавого кристалла, давая Тае возможность прийти в себя. Но лишь возможность… Использует ли она её? — Это единственное, о чём думал чёрный кот, отдавая последние силы, чувствуя, что лапы его подгибаются, что сознание покидает его…
***
Тая вдруг ощутила, что стало легче дышать. Будто сняли с груди камень, о котором она и не подозревала. А теперь он исчез — и можно вдохнуть полной грудью. Кроваво-красный кристалл на груди нимфы не пульсировал больше — он угас, стал тусклым и неожиданно предстал ещё более зловещим, ведь раньше Тая не чувствовала, насколько это чудовищная вещь.
"Лир…" — подумала она.
Вспомнила — его взгляд, его голос…
"Нет… не может это быть правдой! Он не мог обмануть меня. Так обмануть… Не мог! Как она сказала?.. Он мечтал стать большим оборотнем. Мечтал! А я в детстве мечтала, что за мной прилетит принц верхом на белоснежном драконе и мы умчимся в волшебную страну, где живы родители… Какая же я дура! Как я могла ей поверить! И даже если… даже если вдруг… всё равно! Тогда мне и жить незачем…" — Она подняла голову и посмотрела на Луну, изливавшую свой нежный и печальный свет.
"Лунная тропа! — вспомнила Тая. — Слова, которые проговорил Лир, чтобы открыть тропу… Тена открыла тропу, чтобы избавить от мраков! Значит, всё, что говорил Лир, — правда!"
Тая бегом бросилась к острову, отчётливо понимая, что нимфа коварно лгала, как и предупреждал Лир. Наверное, он и правда мечтал когда-то стать крупным оборотнем, но это ничего не значит! Обычные детские мечты…
Никто больше не препятствовал ей — остров уже был совсем рядом, а вот и берег — пологий, ровный. Тая почти без усилий бежала по тропе, что вела её всё дальше — к центру маленького островка — и не подозревала, что посреди Чёрного озера на Лунной тропе лежит умирающий чёрный кот. Лента тропы подхватила его и вынесла на берег островка. Кот приподнял голову, посмотрел, как гаснет серебряное сияние, тает волшебная тропа, понял, что Тая уже прошла здесь, и снова уронил голову на лапы, зелёные глаза закрылись.
Тропа текла вперёд, похожая теперь на молочный ручеёк. Тая бежала по ней, сама не понимая, почему так спешит. Тревога подстёгивала её, страх душил. Почему-то было очень страшно за Лира… Хотя он ведь должен быть в безопасности… Наверное. Или… Если тропа исчезла, что если мраки отыщут его на берегу озера? Или нимфа, упустив её, Таю, возьмётся за него? Но нет возможности узнать, что с ним, и назад не повернёшь. Значит — только вперёд, скорее…
Высокая трава хлестала по ногам, тонкие веточки кустов плакальщицы, что росли здесь в изобилии, — по щекам и плечам. Тая выставила вперёд руки, чтобы глаз не лишиться, и смотрела по большей части только под ноги — на струящуюся волшебную дорожку, поэтому, когда та внезапно оборвалась, Тая едва не упала и только чудом не врезалась в нечто твёрдое, преградившее ей путь. Кажется, это были остатки каменной кладки, какие-то руины.
Девушка растерянно осматривалась. Тропа оборвалась, значит, она на месте? Среди каменного крошева росла чахлая трава и на ней, на расстоянии нескольких метров, что-то мягко светилось. Тая подошла, стараясь не подвернуть ногу на коварных каменных обломках, опустилась на корточки.
Под руку подвернулся камень размером с кулак — обжигающе холодный. Тая ойкнула и отдёрнула руку. Присмотрелась повнимательнее. Камень был тёмным и формой напоминал сердце, но светился не он, а маленькое, как сразу почему-то подумала Тая, зёрнышко.
Это было похоже на семечко тыквы, только меньше, и оно испускало нежное молочное свечение — такое же, как и тропа, когда вела её через остров. Тая протянула руку, замерла… Она поняла вдруг, что пути назад не будет. Если она возьмёт семечко в руку… случится то, что должно случиться. Может быть, ему и правда нужна её жизнь, её плоть и кровь, её чувства и даже душа, чтобы пробудиться и прорасти? Всё может быть… Но она не может отступить теперь. Тая с мольбой взглянула на небо.
— Смилуйся над нами, Всеблагая Тена, — прошептала она. — Сохрани Лира! И… — она взяла семечко, положила его в ладонь, распрямилась, — всех людей и оборотней сохрани от порождений Мрака! Пусть пробудится и расцветёт Луноцвет! Если я должна отдать ради этого жизнь, я готова…
Она вытянула раскрытую ладонь, подставив её лунному свету, и смотрела, как семечко увеличивается, наливается белизной, а потом… погружается в её ладонь…
Сердце заколотилось, Таю одновременно бросило и в жар, и в холод, пробрало дрожью и окатило ужасом. Она страстно хотела жить! Её невыносимо страшило медленное и мучительное умирание, если ей суждено стать пищей для цветка…
— Нет… — прошептала Тая, и в тот же миг свет померк. Семечко снова просто лежало на ладони, медленно угасая.
Казалось, что весь мир вокруг замер — стих ветерок, не качались ветви, и лунный свет будто остановился и уже не струился с небес, а заледенел, застыл, а там, внизу, на земле, где сжалась испуганная девушка с волшебным семечком на ладони, стало заметно темнее.
Тая вспомнила свою жизнь, родителей, тётку, сестру, мечты свои, сначала детские, потом девичьи, кота с яростными зелёными глазами, Лира… его слова и поцелуи, всё, чего желало сердце, на что она надеялась в этой жизни. Всё это собрала она воедино и… — решилась — отдала.
— Я согласна! — крикнула Тая. — Пусть расцветёт Луноцвет! Пусть… расцветёт… — прошептала она онемевшими губами, будто все её силы до капли ушли на то, чтобы решиться — целиком и полностью, до конца, бесповоротно, без малейших сожалений.
Пусть живут люди и оборотни, не страшась чудовищных мраков, не теряя дорогих и любимых, пусть струится на спящую землю лунный свет, пусть живёт Лир…
Слёзы вскипели, хлынули ручьём, сердце будто плавилось в груди, растекаясь лавой. Она вся пылала, плавилась, таяла, не замечая уже, как исчезло семечко, растворившись в сиянии, а сияние влилось, вошло в Таю, жидким пламенем, белым слепящим светом растекаясь по венам.
Теперь вся она светилась — белым, серебряным с радужными переливами, растворялась в свете, как до этого свет растворялся в ней.
Холодный камень, к которому она прикоснулась, прежде чем нашла семечко, предстал вдруг чёрным, будто обугленным, с красными прожилками запёкшейся крови. Но Тая не видела его.
Она сделала вдох и удивилась, что дышит, всё ещё дышит. Жгучий свет, наполнявший её, покалывал тысячами крохотных иголочек. Тая казалась себе невесомой. Может быть, она уже умерла? Может быть, теперь она бестелесный дух? Но где же тогда Луноцвет? Где он? Или ей так и не удалось дать ему жизнь? Чудесный цветок не пробудился и не будет защиты от сынов Мрака?
Тая взглянула на небо, и Луна показалась ей больше и ближе, словно до неё можно дотронуться, и можно взлететь к ней — стоит только пожелать. Потом посмотрела вокруг. Что-то под ногами привлекло её внимание. Чёрный камень с кровавыми прожилками. Каменное сердце — теперь Тая видела его суть.
Это каменное сердце нимфы Чёрного озера. Когда-то оно было живым, когда-то она тоже любила… Его всё ещё можно исцелить… Тая медленно протянула руку, слегка удивилась тому, что рука её светилась мягким молочным светом, почти коснулась камня, но что-то беспокоило её, тревожило неземной покой, разливавшийся в душе, такой покой, какого не знают живущие на земле. Тае хотелось сохранить его, оставаться такой же безмятежной, невесомой, мягкой, сотканной из волшебного света, но что-то… Лир! Тая подняла голову, взглянула на небо.
— Тена Милостивая, что мне делать? — и поняла, будто и впрямь услышала ответ, что исцелить сейчас может кого угодно. Но только одного.
"Спаси свою любовь. Он защитил тебя, а теперь умирает. У нимфы же свой путь. Ей ждать свою судьбу", — будто шепнул ей кто-то. Неужели… сама Тена?
Тая рванулась к берегу, теперь она знала, ощущала всей новообретённой сутью своей, что остались последние мгновения, и Лир уйдёт за грань. Светящаяся фигура, бывшая прежде обычной девушкой, мгновенно оказалась на берегу и склонилась над чёрным котом, у которого уже не было сил даже на то, чтобы открыть глаза. Она поймала его последний судорожный вдох и последний выдох, она прикоснулась к нему сияющими руками и влила в него силу — жизни, любви, преображения.
Зелёные глаза раскрылись, очертания кошачьего тела поплыли, изменяясь, и на лапы поднялась большая чёрная пантера, смотревшая на Таю с тревогой и страхом.
— Ты ли это? — спрашивали зелёные кошачьи глаза. — Жива ли? Настоящая ли? — и вопрос превратился в мольбу.
Тая засмеялась счастливо, сияние, исходившее от неё, медленно угасало — она отдала то, что могла отдать, подарив любимому жизнь и магию — более сильную, чем прежде. Девушка опустилась на колени и обняла огромного теперь кота, зарылась лицом в тёплый бархатный мех. А он бодал её лбом, тёрся ушами, как самая обычная кошка, чего не делал никогда прежде, а потом заурчал — громко и счастливо.
Лунная тропа сама расстелилась перед ними, приглашая покинуть остров. А потом они уснули прямо на берегу, в обнимку, — хрупкая девушка и огромный кот, согревавший её до утра, и никто не тревожил их сон, даже нимфа Чёрного озера, что тенью скользнула мимо, отвела горький взгляд и скрылась на дне.
Они проснулись на заре, и Лиру, вернувшему себе человеческий облик, показалось, что Тая всё ещё светится тем волшебным светом. Наверное, так оно и было. Весь мир для них изменился, потому что изменились они сами. Ни Тая, ни Лир ещё не поняли, что умерли прошлой ночью, перешли грань жизни и смерти, а потом — вернулись.
Но вернулись иными, не вполне принадлежащими этому миру, вернулись добрыми хранителями Залесья, что одни могут удержать сынов Мрака. А пока они лишь удивились тому, что на них новая и чистая одежда, появившаяся только потому, что им так захотелось, что они чувствуют себя свежими и полными сил, хотя спали всего несколько часов.
— Я так и не поняла, Лир, Луноцвет пробудился? — спросила Тая.
— Конечно, — он прикоснулся к её щеке, заглянул в медовые глаза, на самом дне которых теперь поселился серебристый отсвет. — Конечно, пробудился. Теперь ты — Луноцвет.
— Я?! — задохнулась от потрясения Тая. — Не может быть!
— Может. Теперь я понимаю, что только так и может быть. Та, что готова отдать себя, чтобы защитить других, становится Луноцветом, дарит защиту от сынов Мрака — пока жива. Поэтому ты должна жить долго-долго. И обязательно счастливо.
Тая опустила глаза.
— Я всё для этого сделаю, — горячо сказал Лир. — Не бойся. Никому я не позволю тебя обидеть! Правда, — он вздохнул, — теперь тебе не очень-то нужна моя защита. Луноцвет не обидит ни один оборотень.
— Значит, твои родичи примут меня? — обрадовалась Тая.
— Конечно, примут. И за честь почтут. Но лучше бы нам поселиться отдельно, — нерешительно проговорил он, ещё не вполне понимая, но уже чувствуя, что им нет места среди обычных людей или оборотней. — Ты не против? Неподалёку от кланов, но отдельно. Ты будешь лечить людей — они тоже живут в округе — и оборотней. И у нас бывают свои болезни. Обычным людям их не вылечить, но Луноцвет — дело другое.
— Это всё, о чём я мечтаю, — Тая улыбнулась, склоняя голову ему на плечо, а он погрузил пальцы в её солнечные кудри, как давно мечталось.
Они соприкоснулись губами, и нежность Лира окутала Таю и заставила забыть обо всём. Он прикасался к ней трепетно, она робко отзывалась, но скоро пламя их чувств разгорелось, заставляя отбросить и стыдливость, и осторожность. Они любовались друг другом и шептали что-то ласковое, понятное только двоим, они соединялись душами, сердцами и телами, становясь навеки одним неделимым целым, растворяясь, теряя себя и обретая вновь — более цельными, чем прежде.
***
Огромный чёрный кот и девушка, от которой исходило неприметное глазу, но ощутимое сердцем сияние, шли по лесу, и казалось, что деревья расступаются перед ними, а звери провожают их взглядами. Травы шептали их имена, птицы пели им песни, летний ветерок касался их с нежностью.
Они так и не вернулись ни к людям, ни к оборотням. Иногда их видели и те, и другие, иногда они сами приходили туда, где была нужна их помощь. Но только лес, Луна да звёздное небо были свидетелями таинства, соединившего двоих воедино. И клятвы их приняла сама Тена, Незримая, Благословляющая и Хранящая любящих.
Само время замерло и текло мимо них, не касаясь. Весна была воплощением их нежности, а лето — расцветом жаркой страсти, осень — негой и умиротворением, а зима — тихим сном в объятиях друг друга. Говорят, что прожили они целую тысячу лет, проходя Залесье из края в край, что путешествовали они и по иным мирам, но так ли это — никому неведомо.
Известно лишь, что сыны Мрака не покидали мрачных пещер и подземных укрывищ, пока ходила по земле Залесья прекрасная Тая, светившаяся теперь не только солнечным, но и лунным светом, а ещё — светом любви и счастья, потому что до конца её дней рядом был её чёрный кот, её любимый, её Лир.
17.09.2017 г.
, , и
ещё 5 нравится это сообщение.
Писала для благотворительного сборника (сбор на больных детей) - очень старалась:))
Типа сборник тут, все предания Залесья!*)))))))
