Рассказ "Дом с видом на закат"Автор: Риша (Рина Михеева)
Аннотация: Олеся писала фантастические романы, но жизнь её была совершенно прозаичной. И всё же однажды нечто фантастическое случилось с ней самой. Удивительная встреча. Она встретила Дом.
Олеся не хотела ехать на пикник, но друзья так уговаривали, что не хватило духу отказаться. Они старались как лучше, но, к сожалению, получилось как всегда: общее веселье не взбодрило, а только усилило плохое настроение, ощущение ненужности всего, что она делала, своей… чуждости всему и всем.
Олеся понимала, что думать так неправильно и несправедливо, но ничего не могла с собой поделать. Так и сидела с кислым видом, через силу стараясь улыбаться, когда друзья шутили, но на самом деле — лишь портя им настроение.
Вокруг царила яркая и одновременно нежная красота последних тёплых дней, золотилась на солнце листва, по зелёной траве рассыпались багряные, жёлтые, оранжевые листья, по пронзительно синему небу медленно плыла лёгкая облачная вуаль, а уж воздух… Этот непередаваемо вкусный осенний аромат… Олеся прикрыла глаза.
Друзья рядом продолжали что-то обсуждать, шутить, смеяться, но она их уже не слышала. Снова погрузилась мыслями в свои придуманные миры. Не хотелось помнить, как отказали в очередном издательстве, думать, что на очередном литературном сайте читателей у её рассказов и повестей — кот наплакал. Она ведь уже почти решила, что надо это всё бросить! Бросить раз и навсегда! Сосредоточиться на реальной жизни, как сто раз советовали друзья и тысячу раз — она сама себе советовала…
Надо больше времени уделять работе — той, что, хоть и скучна, и нелюбима, но приносит какой-никакой доход, надо больше бывать в компаниях, знакомиться, общаться, глядишь — личная жизнь наладится. А там… семья, дети… В любом случае не до книг станет! Не до всякой этой… ерунды.
Она уже почти смирилась… почти. Хоть это решение и оставило после себя тяжесть в душе и холод в сердце, что никак не проходили. Чувство потери и почти предательства. Но кого она предаёт? Свой талант? Так это слишком самонадеянно с её стороны — думать, что у неё прямо-таки талант! Так… есть кое-какие способности, как у многих. И без неё понапишут столько, что на такое количество книг читателей скоро не хватит, даже если разделить по штучке на каждую. Вот же парадокс: пишущих всё больше, а читающих всё меньше…
Нет, было что-то ещё — иррациональное чувство, что она предаёт своих героев, придуманные ею миры, а главное — те, что она ещё могла бы придумать. Они словно стояли в очереди — с неистощимым терпением, не упрекая и не торопя. Но когда она начинала думать о том, чтобы оставить сочинительство, они словно поднимали на неё глаза, и в их взглядах стыли боль, упрёк, тоска… Будто она не позволяла им родиться! Но ведь это глупость… Глупость же?
Олеся вздохнула и поднялась с расстеленного на траве пледа, потянулась — демонстративно, делая вид, что ей нужно размяться, произнесла как можно спокойнее:
— Я тут прогуляюсь немного. Красиво здесь. Скоро вернусь, не скучайте!
Друзья переглянулись. Не очень-то поверили, поняли, что она снова хочет без помех предаться меланхолии. Но не привяжешь же её, в самом деле! Заставить человека плакать можно, но заставить веселиться — нельзя.
Олеся поспешила прочь, пока её всё же не попытались остановить.
— Не задерживайся! — крикнула ей вслед Кристина. — Скоро уже темнеть начнёт!
— Да, мы тебя ждать не будем, так и знай! — поддержал Пашка. — Уедем без тебя, будешь тут автобусы ловить и сама добираться!
— Всё равно не напугаешь! — рассмеялась Олеся. Искренне рассмеялась — впервые за весь выходной. — Так я тебе и поверила!
Она вдохнула полной грудью вкусный воздух, пропитанный запахами прели и поспешила скрыться за деревьями ближайшей рощицы. Рощица была совсем небольшая, заблудиться тут не сумел бы и маленький ребёнок — из конца в конец за пять минут пройдёшь. За рощицей начиналось поле, потом перелески, а за ними — деревня. Это место уже довольно давно открыл Пашка. Оно было тихим, спокойным, рядом — речушка, летом они тут купались, а сейчас решили проститься с любимым местом до следующей весны.
Кристина так и сказала: "Устроим прощальный пикник!" Слова эти почему-то запомнились Олесе и именно они стали последней каплей, побудившей всё же согласиться и поехать.
***
Деревья остались позади быстрее, чем Олесе хотелось бы. Рощица, вся перечерченная тропками, вызывала удивление: кто и зачем натоптал тут целую паутинку дорожек? Выходить в поле тоже не очень хотелось. Подспудное желание укрыться от всех, толкало искать уединения, а здесь… всё, как на ладони.
А что это за дом в стороне? Раньше Олеся его здесь не видела, просто не замечала, наверное, ведь впечатления новостройки он не производил. Скорее выглядел заброшенным. Хотя… может, он как раз ещё только строится? Дом стоял неподалёку от рощицы, на некотором расстоянии от деревни. Двухэтажный, с чердаком или даже мансардой — вон, там сразу несколько окон, должно быть и жить там можно.
Странно, что нет вокруг ни забора, ни ограды, а только бежит прямо к двери дорожка: сначала простая тропка, потом — мощёная плиткой. Вокруг кусты, невысокие деревца, кажется, сирень, яблони, рябина. Олеся сама не заметила, как оказалась рядом — захотелось рассмотреть дом поближе, понять, что с ним не так, или ей просто показалось и дом самый обычный.
Но странное впечатление недостроенности и какой-то непонятной изменчивости, что ли, по мере приближения только усиливалось. Издалека дом выглядел меньше, вблизи же раскинулся целым особняком! Даже боковые пристройки откуда ни возьмись красуются… Олеся стояла лицом к дому, а за спиной, на западе, небо уже начало окрашиваться закатным нежным разноцветьем. Она оглянулась, улыбнулась, глядя на переливы небесных красок. Как это, должно быть, чудесно: когда окна твоего дома выходят не на многоэтажку напротив, а на такой вот простор… на закат! И можно каждый день любоваться им, просто подойдя к окну.
Она бы поставила стол рядом или сидела бы на подоконнике, любуясь неповторимой, каждый раз новой красотой встречи дня и ночи, придумывая неведомые прежде миры, населяя их героями, представляя их приключения, которые, несмотря на все опасности и происки злых сил, обязательно должны закончиться хорошо… Ну вот, снова она за своё. Ведь решила уже… Но можно же хоть помечтать немного напоследок!
Как же тяжело становится на душе при одной мысли о том, что надо это всё бросить и больше никогда… Никогда? Олеся взглянула на дом, и он, только что молочно белый, приветливо смотревший на неё высокими чистыми окнами, показался вдруг покосившимся, серым и унылым. Наверное, это оттого, что освещение меняется? И всё равно странно.
Олеся подошла ближе. Обычно она вела себя осторожнее и сама удивлялась этому порыву — прийти к чужому дому, едва ли не в окна заглядывать… Кто знает, кто в нём живёт, кого здесь можно встретить? Только что она думала, что дом — жилой, но теперь, когда он внезапно показался ей обветшалым и едва ли не полуразрушенным, страх всё же зашевелился в душе: если в доме обосновались бомжи или строители, это может быть опасно для девушки, которая бродит здесь в одиночестве. Лучше всего вернуться поскорее к друзьям.
Но что-то не пускало Олесю, не позволяло уйти, она чувствовала, что этот дом так и будет преследовать её, будоража воображение и заставляя строить догадки, если только она прямо сейчас не выяснит… хоть что-нибудь! Олеся поднялась на две каменные широкие ступени, ведущие к входной двери, попыталась заглянуть в окошко веранды, поискала взглядом дверной звонок. Не то чтобы она собиралась им воспользоваться, просто хотела убедиться, что он на месте. Звонка, однако, видно не было.
Олеся осторожно провела рукой по двери — молочного цвета дерево сохраняло узнаваемую структуру древесных волокон и не выглядело окрашенным. Или это прозрачный лак такой? Она не видела подобного прежде. На ощупь дверь была слегка шероховатой — точь в точь, как живое дерево, не окрашенное, но всё же немного отшлифованное.
Створка неожиданно подалась под ладонью, приоткрываясь. Не заперто?! Но как же так… Неужели дом всё же заброшен? Медленно открыв дверь пошире, Олеся заглянула на веранду: на белых оштукатуренных стенах нарисованы, волны и дельфины с касатками, а также водоросли, морские звёзды и… русалки!
Напольное покрытие радовало множеством оттенков зелёного цвета, по которому, как по лесной полянке, были прихотливо разбросаны изображения цветов, грибов, яблок… и даже ёжик и заяц попались на глаза. Потолок выкрашен в тёмно-синий цвет, но и там неведомый супер-креативный дизайнер не ограничился одноцветностью, на фоне, очевидно изображавшем ночное или поздновечернее небо, были нарисованы крупные золотые, розоватые, сиреневые звёзды — такие разные, что казалось: у каждой свой характер, своя история, которую она может поведать, если получше присмотреться и прислушаться…
Огромный круглый стол покрыт яркой толстой клеёнкой, на которой изображены облака, цветы и — внезапно! — летающие среди облаков и цветов разномастные коты с раскидистыми мощными крыльями.
Глаза у девушки округлились и полезли на лоб. Подобной настенной, напольной и потолочной "живописи" и принтов на кухонных клеёнках она не видела ни разу в жизни! Олеся сама не заметила, как зашла внутрь, и только сильно вздрогнула, когда входная дверь за её спиной мягко, но как-то очень решительно прикрылась.
Олеся потрогала дверь, обмирая от страха, что та захлопнулась и теперь из дома так просто не выбраться, но створка свободно приоткрылась. Более внимательный осмотр принёс удивительное открытие: у двери вовсе не было замка! Только круглая дверная ручка, на торце которой красовалось едва заметное изображение цветка, напоминающего георгин. Но ничего похожего на хоть какой-нибудь запор, замок, защёлку Олеся так и не обнаружила.
С одной стороны это успокаивало — такая дверь точно не захлопнется, с другой же — ещё больше увеличивало количество странностей и непонятностей, связанных с этим трижды странным домом. Не в силах просто уйти, не попытавшись узнать больше, Олеся бросила ещё один взгляд на почти пустую веранду, пересекла её и нерешительно толкнула следующую дверь, ведущую из веранды уже в сам дом.
Та поддалась так же легко, как и входная. Такая же молочно деревянная поверхность, такая же ручка и такое же отсутствие каких бы то ни было запоров. Но за этой дверью было… совершенно темно.
Торжественная гулкая пустота не пугала, она словно звала — погрузиться в неё, вступить, как входят в воду.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросила Олеся шёпотом.
Хотела крикнуть, но просто не смогла себя заставить. Даже шептать в эту глубокую темноту было непросто. Это как закричать в театре во время спектакля или в тёмном лесу ночью — если вдруг кто-то ответит, то станет ещё страшнее.
— Кто-нибудь дома? — добавила она чуть громче, словно собственный шёпот придал ей капельку уверенности.
Вопрос звучал глупо. То, что открылось перед ней, вообще не было похоже на дом. Тёплая ждущая пустота… — вот что находилось перед ней. И умом Олеся понимала, что от такой картины ей надо бы перепугаться до полусмерти и нестись прочь с визгом и воплями. Надо бы. А не страшно, ну что ты будешь делать! Зато любопытно настолько, что этому любопытству прямо-таки невозможно противостоять.
— Кто здесь… — прошептала она и сделала шаг вперёд, одной рукой продолжая придерживать дверь открытой.
Свет с веранды не попадал внутрь, ждущая темнота поглощала его не хуже чёрной дыры. И Олеся поняла, что ничего об этом месте не узнает, пока не решится закрыть дверь. Остаться здесь — внутри. Она осторожно отпустила дверь, и та медленно прикрылась за её спиной. Свет окончательно исчез, и темнота приняла девушку в свои тёплые бархатные объятия. Страха по-прежнему не было. Олеся вытянула руки перед собой, не решаясь сделать шаг.
Где-то впереди тихонько завозились и зашуршали, а следом послышался негромкий раздумчивый голос:
— Пустота сама по себе не является ничем, однако же она содержит в себе бесконечное многообразие возможностей.
— Количество возможностей обязано быть ограниченным, но никак не бесконечным, — возразил второй голос, очень похожий на первый всем — не только тембром, но и задумчивой интонацией.
Олесе подумалось, что такие голоса должны быть у пожилых учёных мужей, ведущих за чашкой чаю неспешную беседу, лишь отдалённо напоминающую научный спор. У неё в сознании потихоньку начали оформляться образы собеседников, и на миг показалось, что вокруг стало светлее, однако "дорисовывать" образы было лень, и они расплылись, не успев окончательно оформиться.
— Пустота предполагает покой, — наставительно заметил первый голос.
— Состояние покоя — это состояние равновесия, — добавил второй.
— Однако же состояние абсолютного покоя и равновесия, сколько бы оно ни продлилось, исключает само понятие времени. А значит, оно длится бесконечно или же — его вовсе не существует.
— С точки зрения временного существования верны оба утверждения, однако же первое является обобщающим и представляет собой попытку подняться над реальностью, в которую погружён наблюдатель, тогда как второе подобной попытки не предполагает и основывается исключительно на чувственном восприятии окружающей реальности, каковое восприятие исключает возможность понимания абсолютных величин или хотя бы некоторого приближения к их восприятию.
Олеся почувствовала, что у неё слипаются глаза и очень хочется прилечь где-нибудь… да прямо здесь прилечь! И поспать… минутку-другую, часок, а то и целую вечность. Почему бы и нет в самом деле? Она неожиданно поняла, что ей не придётся ложиться на жёсткий пол, а нужно просто полностью расслабиться и окружающая плюшевая темнота будет держать и обнимать её, как ласковая вода того, кто умеет довериться ей.
— Пожалуйста, не засыпай… — прошептали из темноты.
И не могло быть ни малейших сомнений, что это кто-то третий, не имеющий отношения к двоим, возможно, бесконечно ведущим свою беседу о пустоте, равновесии и покое. В этом новом голосе была не только осмысленность, но и чувство. То, чего недостаёт пустоте и покою, чтобы начать разворачивать свой "веер возможностей", — как внезапно поняла Олеся.
— Мы живые… посмотри! — голос, только что шептавший, стал громче.
Сонливость исчезла, Олеся шагнула вперёд, всё ещё вытянув перед собой руки, чтобы ни на что и ни на кого не наткнуться, но скоро она их опустила, вокруг заметно посветлело. И всё же пока было толком не разобрать, что её окружает. Олеся оказалась словно в волнах тумана, местами редеющего, местами — скрывающего всё непроницаемой пеленой. Из тумана выплывали очертания… мира. Не внутреннего убранства комнаты, пусть даже очень большой, а целого мира.
Олеся уже и подзабыла, как здесь оказалась, так что её это не слишком удивило. Вдали проглянул из тумана горный склон, поближе — зелёные кусты с алыми ягодами, клочки тумана цеплялись за острые шпили белокаменного замка, обнимали двух пасущихся на поле лошадей, разлетались, взбиваемые крыльями крупной птицы, медленно таяли вокруг… арки, в которой кто-то стоял!
Как только Олеся заметила арку — изящную, сложенную из бледно-розового камня, украшенную тонкой резьбой, — та словно телепортировалась, оказавшись совсем рядом. В арке, цепляясь за одну из резных каменных колонн, стоял… настоящий принц. Даже обруч с драгоценными камнями на волнистых пепельных волосах был в наличии, не говоря уж о длинном белом плаще, благородной внешности, сапогах из тонкой кожи, мече на поясе… Принц и всё тут — ну никак не меньше. Но не это сейчас больше всего волновало Олесю, а то, что этот молодой человек, кем бы он ни был, выглядел так, словно вот-вот упадёт.
Олеся сделала ещё шаг, протянула руку… Вспомнила мимолётно, что хотела написать роман, один из главных героев которого должен был выглядеть именно так. Да и мир… если подумать… Это же тот самый мир! Тот замок, принц — младший наследник.
"Наверное, я сплю", — подумала она, и окружающую реальность снова начало заволакивать густым туманом, до того несколько поредевшим.
— Не делай этого, — прошептал принц, глядя прямо ей в глаза. — Не убивай меня. Нас. Наш мир.
— Я никого не убиваю! — не вполне уверенно возмутилась Олеся.
— Ты топишь нас в пустоте… — голос знакомого незнакомца стал тише, глуше, словно и впрямь доносился сквозь толщу воды или через густые волны тумана.
— Нет! — наконец-то испугалась Олеся, в несколько шагов достигла арки, коснулась чуть влажного, но неожиданно тёплого камня, заглянула в печальные серые глаза того, о ком хотела написать, но почти передумала…
— Да, — тихо ответил он. — Я вижу, ты снова думаешь о том, что это всё не может быть правдой. Реальностью. А что ты знаешь о реальности? Что знают о ней люди? Я был в вашем мире, я видел его — благодаря тебе. Помню, тебя поразило, что лишь около пяти процентов наблюдаемой людьми Вселенной состоит из обычной — для вас — материи, а всё остальное… тёмная материя, тёмная энергия — то, что вы уже обнаружили, но ещё ничего об этом не знаете. И что же вы можете знать о Реальности? Даже на эти пять процентов Реальность недоступна для вас, вы лишь касаетесь её…
— А для вас? — с некоторой воинственностью спросила Олеся.
— И для нас, конечно же, — он усмехнулся. — Может быть, нам известно ещё меньше, чем вам, а может, больше. Но наши знания не идентичны. Мы знаем о мире другое. Не то, что знаете вы. Я знаю. Имеющие Дар Создавать Миры… Они почти всегда и не подозревают о своём даре. Или — только подозревают, но точно знать не могут. Наверное, это необходимое ограничение. Просто поверь мне: это не только фантазии. Это Дар. Невероятный, немыслимый, реальный. У меня тоже есть дар. Я могу путешествовать между мирами, находить точки перехода. Кажется, это ты придумала меня таким? — Он снова усмехнулся.
— А может и нет. Может быть, я был таким — где-то, когда-то, но теперь уже никто не знает, где и когда. Откуда. Я могу путешествовать, поэтому… могу видеть миры со стороны. Изнутри невозможно наблюдать. Когда ты творишь, то находишься внутри, поэтому лишь отдалённо догадываешься о том, что именно делаешь. Но это неважно… Важно — не останавливаться. Можно предать свой Дар. Можно отказаться от него. Но за это придётся дорого заплатить. Я не знаю, как и чем. Знаю лишь, что целые миры погружаются в небытие только потому, что кому-то кажется: его способность создавать миры никому не нужна или не приносит реальной пользы. Реальность… она мало отношения имеет к тому, что вы за неё принимаете.
Принц, и без того бледный, совсем побелел и покачнулся, привалившись к колонне всем телом.
— Что с тобой? — испугалась Олеся. — Ты ранен?!
— Нет, — он покачал головой. — Арка забирает мои силы. Чтобы удерживать тебя здесь, нужно много сил. У нас не осталось времени… Я хотел показать тебе так много… Но уже не смогу. Впрочем… если тебе будет мало того, что ты уже увидела, то и большее — не поможет… Просто помни: всё, что ты когда-то задумала, уже существует. Твои замыслы, герои, миры — они ждут. И могут ждать долго, время не имеет значения. Но когда ты отрекаешься от них — ты их убиваешь. Этот дом… Он внутри тебя. Ты можешь строить его всю жизнь, и тогда он будет жить. Миры, созданные тобой, будут жить, даже когда тебя не станет. Не станет в твоём мире, но где-то… Ничто не исчезает. Пока оно кому-нибудь нужно. И ты всегда будешь нужна. Если не предашь себя, свой Дар. И нас.
Туман взвихрился, заполняя бескрайность пространства, заливая всё вокруг молочными волнами предсуществования. Уже не пустота, не покой, но ещё и не проявленная жизнь. Возможность, которую имеющие Дар уплотняют, мнут, как глину, создавая новое или возрождая старое — это уже неважно.
Олеся зажмурилась на мгновение, а когда открыла глаза, перед ней оказалась дверь с круглой, уже знакомой ручкой. И больше ничего вокруг — она даже не пыталась осмотреться, зная — сейчас здесь есть только она и дверь.
Открыла — мир из её первого романа распахнулся — живой и яркий, такой прекрасный в своей настоящести, в своей непреложной и несомненной реальности. Ей стоило труда закрыть дверь. Большого труда. Но она знала, что так нужно.
Закрыла. И открыла вновь — ещё один мир, и ещё — все, что она придумала. Или — просто приоткрыла двери, ведущие в них? Наконец завершённые, полностью проявленные миры кончились. Снова открыла дверь — это было похоже на набросок. Он тоже был живым, но — дремлющим. Ждущим пробуждения.
Олеся вновь закрыла дверь, прижалась лбом к тёплой, как кошачий бок, створке, постояла минуту, улыбаясь, чувствуя, как бешено колотится сердце, как вскипают на глазах слёзы — не от горя и даже не от радости, а просто… — от полноты, от того, что так много всего внутри — и мыслей, но ещё больше чувств.
Наконец, она отвернулась от двери, пересекла пустую комнату, уже не тёмную. Стены её тонули в вечерних тенях, за большими окнами жили, дышали, спали другие миры — знакомые и незнакомые. Оттуда лился свет, вплывали запахи, доносились звуки… Олеся не смотрела на них, чувствовала, что нельзя. И даже не хотела. Не сейчас. Сейчас она была слишком наполнена, в неё больше ничего не могло поместиться.
Она пересекла комнату, открыла дверь на веранду, с которой пропали все яркие росписи, она стала обычной, самой простой. За окнами уже вовсю разливался бесконечной своей красотой закат — время встречи дня, когда всё кажется обычным и знакомым, и ночи — с её вечной тайной, спрятанной в тенях.
Ночь лишает мир иллюзии понятности и простоты. Она ближе к реальности, потому что напоминает — мы совсем ничего не знаем ни о себе, ни о мире, в котором живём, ни о том, что же такое жизнь.
Олеся думала об этом, выходя из дома, спускаясь по истёртым и таким родным ступеням. Дом с окнами на закат, дом, с которым ей не нужно прощаться. Он с ней. Он внутри. Или она — в нём? Какая разница. Главное, что он — есть.
, , и
ещё 7 нравится это сообщение.
главная
