Устроились за столиком, заказали кофе и по пирожному со взбитыми сливками. Светлана быстро отпила кофе, с резким звяканьем вернула чашечку на блюдце — у неё дрожали руки. Кира отдёрнула руку от пирожного — стало ясно, что спокойно съесть его не получится. Да и наивно было надеяться на это. "Зря заказала", — подумала она с лёгким сожалением.
— Кира, — решительно начала Светлана, — если ты как-то связана с этим вашим… специалистом, который мной занимался, лучше сразу скажи мне об этом.
— Нет, конечно нет! — Кира помотала головой. — А почему ты…
— Ты же сказала мне, что тебе есть, что мне сказать, так? — Светлана отвела глаза в сторону, сжала пальцы в кулак, комкая салфетку. — Если ты… ничего не знаешь обо мне, о том, что со мной случилось, то… это звучит довольно странно, согласись.
— Да, пожалуй, — Кира кивнула, не зная, как объяснить эту непонятную ситуацию. — Всё очень странно, — проговорила она через несколько секунд, во время которых пыталась собраться с мыслями и решила быть максимально откровенной — насколько это возможно.
— Странно и запутанно. Я не знаю, как объяснить… Со мной непонятные вещи происходят в последнее время, я сама-то далеко не всё понимаю и не верится порой… Как тебе объяснить — тем более не знаю. Но с доктором я никак не связана, ничего о тебе не знаю, правда, — Кира подняла глаза, прямо посмотрела в лицо Светлане.
Та кивнула медленно, будто соглашаясь пока что поверить, а дальше видно будет.
— Но если тебе "есть, что мне сказать", то — говори, — упрямо сказала женщина, со смутной надеждой глядя на Киру.
Кира хотела было попросить всё же Светлану рассказать первой свою историю, но, поколебавшись, решила пойти навстречу несчастной матери. Может быть, так Светлана скорее ей поверит.
— Понимаешь… Со мной странные вещи происходят в последнее время. И… мне снилась девочка. Во сне она спасла меня от чего-то тёмного и ужасного. Она называла это Тенью.
— Как она выглядела? — Светлана подалась вперёд, едва не опрокинув кофе.
— На вид я бы дала ей лет шесть или семь. Европейская внешность, голубые глаза, волосы светлые, но очень загорелая. И на шее у неё амулеты разные, волосы заплетены в косички, в них что-то вплетено — ленточки разные, кажется, даже колокольчики…
— Колокольчики… — повторила Светлана побелевшими губами. И вся она побледнела, схватилась руками за столик.
— Тебе плохо? — испугалась Кира. — Сердце? Лекарство есть? Воды?
— Ничего-ничего… — Светлана с трудом сглотнула, достала из сумочки упаковку валидола, положила таблетку под язык. — Сейчас пройдёт. Ты говори! Это точно она… Моя девочка…
— Да нечего особо рассказывать… — виновато сказала Кира. — Вот только она, когда первый раз приснилась, сказала, что я могу ей помочь, потому что у неё две матери. И одна из них переживает, страдает, болеет. Но она не должна переживать. У неё всё хорошо. Её не надо искать.
— Как это не надо?! — вскинулась Светлана. — Как это ей может быть хорошо? — она снова подозрительно прищурилась, явно подозревая Киру в сговоре с психотерапевтом.
— Это он рассказал тебе, да? Игорь Владимирович рассказал про мои сны?
— Нет! — Кира так отчаянно затрясла головой, что Светлана снова немного успокоилась.
— Ничего он мне не рассказывал! Да и зачем? У нас так не делается. Никогда я о делах пациентов ничего от него не слышала. Мы и не общаемся вообще.
— Если муж мой попросил… Он всё хочет убедить меня, что ребёнок давно умер…
— Ну вот, видишь! — обрадовалась Кира. — Он хочет, чтобы ты думала, что ребёнок умер. А я говорю — твоя дочь жива! И с ней всё в порядке.
— Если так, я должна её увидеть, — твёрдо проговорила Светлана, испытующе глядя на Киру. Видимо, ждала, что девушка начнёт переубеждать её, но Кира только пожала плечами.
— Не знаю. Может, и правда, так будет лучше. Но я же не знаю, где она.
— Зато я догадываюсь… — тихо сказала Светлана. — Ты ещё что-нибудь видела? Она ещё что-нибудь говорила?
— Говорила, но не о тебе. Это мои дела, правда. И ещё… Один раз мне приснилась негритянка — такая полная, но не слишком. Красивая женщина, в тюрбане, тоже с амулетами. Она сказала про ту девочку — "моя дочь".
— Я так и знала! — Светлана чуть не подпрыгнула на месте. — Это она украла моего ребёнка!
— Кто — она? — спросила Кира. — Расскажи, как всё было? Может, что-нибудь прояснится. Кстати, а тебе дочь, когда снится, что говорит?
— Ничего… — Светлана поникла. — Совсем ничего. Я бросаюсь к ней, хочу обнять, удержать, спасти, а она отдаляется. Я бегу за ней и не могу догнать… не могу…
— Расскажи мне, что случилось, как так вышло, — попросила Кира, осторожно накрывая ладонь Светланы своей.
Та вздохнула тяжело, отпила немного уже остывшего кофе.
— Хорошо. Я коротко, без подробностей, ладно?
Кира кивнула.
— Мы с мужем работали в Африке по контракту. На три года завербовались, там платили неплохо. Жили в отеле. Конечно, рожать там ребёнка я не собиралась. Но где-то за полгода до истечения срока контракта, забеременела. Так получилось. Контрацепция тоже не всегда работает. Об аборте даже мыслей не было, ребёнка мы очень хотели, только и ждали, чтобы домой вернуться.
— Ну вот… примерно за месяц до того, как мы должны были возвращаться, вечером вышли с мужем в ресторан. У местных, кажется, был какой-то праздник. Поэтому оказалось неожиданно многолюдно, почти все места заняты.
— Вдруг муж увидел свободный столик, решил, что он только что освободился и скорее к нему. Сели мы, подошёл официант и сказал что-то вроде: "это не ваше место, освободите, пожалуйста". Ну, муж возмутился, стал выяснять, почему, что… Официант ничего толком не отвечал, косился на вход. Потом рядом оказался пожилой мужчина из местных. По виду — совсем не богатый и не из интеллигенции, одет, пожалуй, хуже всех, кто там был, взгляд пронзительный, на шее амулеты, кости даже какие-то.
— Он подошёл и сказал что-то, глядя на мужа. Одно слово, презрительно так. Знаешь, будто "пошёл вон" или что-то такое. Наверное, именно это он и сказал. Мы на местном наречии знали всего-то несколько слов, общались по-английски. Муж разозлился. С какой стати мы должны уступать столик? А официант в это время выглядел таким испуганным… Я потом это вспомнила. Тогда… всё произошло так быстро.
— Муж сказал что-то резкое по-английски. Тот старик ответил — на своём языке. Официант попятился. Я тогда посмотрела вокруг. Знаешь, вижу это как… стоп-кадр. Будто вокруг все замерли и наступила тишина. Никто не двигается, не смеётся, не разговаривает, и все смотрят на нас. Так оно и было.
Позже нам сказали, что тот человек — колдун. И его все боятся. Он живёт в деревне, но иногда приезжает в город. И не приведи Господь с ним поругаться. Ему проклясть человека так, что он умрёт в страшных муках, — как нам комара прибить. Только ещё легче. Комара-то не всегда поймаешь. А у него, мол, осечек не бывает.
— Говорили, что он и в зомби людей превращает. Много всякого говорили… Но тогда мы ничего не знали. Муж ему что-то грубое сказал, я даже и не помню что. Я просила, говорила — пойдём отсюда, не надо связываться. Но он не послушал.
— Сукиным сыном назвал… А тот посмотрел так внимательно-внимательно — на мужа, на меня, снова на мужа. Потом сказал мужу два или три непонятных слова, отчётливо так проговорил. Повернулся и ушёл. Мы тоже ушли. Муж хотел остаться, но мне стало плохо, затошнило. Что-то не получается у меня коротко...
— Ничего-ничего, — Кира, слушавшая внимательно и сочувственно, снова погладила Светлану по руке. — Что потом было?
— Потом… На следующее утро муж проснулся от страшной боли. Какая-то болезнь. Вызвали врача, отвезли его в госпиталь. Это было ужасно… Ему не могли помочь, даже наркотики не снимали боль, и диагноз поставить не могли. Там хороший госпиталь, современное оборудование, врачи учились в Европе, в Америке…
— Я и забыла совсем про ту сцену в ресторане. Но через несколько дней один из врачей отвёл меня в сторонку и спросил не было ли у нас какого-то столкновения с кем-то из местных, вражды, конфликта… Сначала я сказала — нет, ничего такого не было. Спросила, почему он интересуется. А он сказал, что это похоже на проклятие.
— Знаешь, я сначала, конечно, возмутилась. Прикрывают суевериями свою беспомощность. Вместо того чтобы лечить, ищут проклятия какие-то. Но потом мне и портье в нашей гостинице кое-что сказал об этом… Пожалел меня. Я была в ужасном состоянии. В общем, описывать в подробностях не буду. Но я узнала про того старика из ресторана, что он колдун, которого все боятся.
— Я просила совета, что делать. Никто не знал. Только тот врач сказал, что есть один шанс на тысячу, что мне может помочь одна женщина. Она тоже живёт в деревне и тоже… занимается странными вещами. Говорит с духами и всякое тому подобное. Но она враг того колдуна. Вроде как у неё белая магия, другая сила. И она против того, что он делает. И если кто-то может помочь, то только она.
— Тот врач мне и проводника нашёл. Меня отвезли к той женщине. Полноватая, но красивая негритянка, суровая, но, пожалуй… она вызывала доверие. Я всё ей рассказала. Умоляла помочь, плакала. Муж криком кричал почти без перерыва. Он так мучился, что уже была мысль — лучше бы умер! Но он и не умирал, и диагноз поставить было невозможно. Никакие обследования ничего не показывали.
— Она сначала отказалась мне помочь. Выслушала всё, сказала, что мой муж сам виноват. В чужой стране надо быть осторожным, не связываться с тем, кого не знаешь. Она сказала, что муж скоро умрёт, а мне надо ехать домой и постараться начать новую жизнь.
Но я продолжала просить помочь нам. Тогда она сказала, что есть одна возможность, но цена будет велика. Я была в таком состоянии, что даже не уточнила, что она имеет в виду, думала — деньги. И сказала, что готова на всё. Она кивнула и поехала со мной в госпиталь.
— Там всех выгнала из палаты, причём её всюду пускали без единого слова возражения и слушались её беспрекословно.
Как бы не казалось, что в большом городе жизнь почти такая как у нас — рестораны, гостиницы, интернет-кафе и тому подобное, там всё равно всё иначе. На глубине — там другая жизнь, свои корни, которых они не потеряли. И никакое Европейское образование не мешает им верить в духов, в колдунов и зомби. И после всего, что я увидела, я не просто верю, я знаю, что они правы…
Светлана замолчала, глядя на свои руки сцепленные в замок на столе.
— И что сделала та женщина? — тихо спросила Кира.
— Я плохо помню, что там происходило. Отчётливо запомнилось, что когда она только зашла в палату, муж сразу затих и успокоился. Тогда она пристально посмотрела мне в глаза, потребовала, чтобы я подтвердила, что согласна на всё, чтобы спасти мужа. Я согласилась… Потом она посадила меня на край его койки, что-то бормотала, что-то пела, кажется, горели свечи… пахло какими-то курениями… Я была в полусне, одурманена.
— Она совершала какие-то движения руками, касалась моего живота и груди мужа. Когда всё закончилось, сказала мне, что муж завтра будет здоров, ещё помню: спросила, когда мы собираемся уезжать. Я ответила. Она кивнула и ушла. Денег не взяла ни цента. Когда я в себя пришла, стала спрашивать. Тот доктор, что к ней меня отправил, вздохнул, когда я про деньги заговорила, и сказал: значит, не деньгами возьмёт. Я ничего не поняла тогда.
— Муж после её ухода заснул и спал до следующего утра. Потом его выписали — быстро всё оформили, будто и не было ничего, написали какую-то ерунду вместо диагноза, — невроз, переутомление…
— Вскоре мы должны были возвращаться. Меньше месяца оставалось. Завершили все дела, срок контракта истёк, билет уже на руках. У меня беременность — шесть месяцев. Я хорошо себя чувствовала, легко носила, так что и перелёта не боялась почти.
Вечером, накануне вылета, уже все вещи собраны, мы с мужем были в своём номере. Вдруг мне стало плохо, живот перетянуло болью, я помню, что вскрикнула, муж кинулся к телефону — вызвать врача, а больше ничего не помню… Провал.
— Мы очнулись только утром. Я на кровати лежала, а муж на полу, на ковре, рядом мобильник. И… моей беременности больше не было…
— Как — не было? — поразилась Кира.
— Живота не было! Внизу там… всё болело, но, похоже, не так сильно всё же, как бывает после родов. На простынях была кровь, но не слишком много. Я была одета в ночную рубашку на голое тело, хотя накануне была одета полностью. И всё… ребёнка не было!!!
— Но как же так… — растерянно прошептала Кира.
— Вот и я все эти годы пытаюсь понять — как же так?! — почти выкрикнула Светлана, так что сидящие за соседними столиками покосились на них.
— Я пыталась добиться правды, — заговорила женщина тише. — Я пыталась… Но… это было похоже на какой-то заговор. Только один раз одна из горничных проговорилась, что видела в тот вечер в отеле чернокожую женщину в амулетах. Но когда я попросила её повторить это полиции, она отказалась наотрез и выглядела очень испуганной.
— В конце концов, в полиции нам сказали, что если мы будем продолжать настаивать на расследовании, то сами сядем в тюрьму за убийство ребёнка. Потому что мы с мужем были в номере вдвоём, больше там никого не было. Значит, я родила ребёнка, и мы его куда-то дели! Не знаю… спустили в канализацию по кусочкам…
— Один из полицейских после всех моих рассказов и просьб, сказал, что самое лучшее для нас — поскорее уехать и обо всём забыть. Потому что ребёнка уже не вернуть. Если действительно та колдунья пришла в отель, зашла в наш номер, усыпила нас обоих, извлекла дитя и унесла, как я думала тогда и сейчас уверена в этом, то… нам никогда ничего не доказать.
Никогда у них не возбудят дело против таких людей… Никто и никогда не решится с ними связываться.
— Я нашла врача, который меня к ней отправил. Он сказал: значит, это и было платой. Она пришла и забрала свою плату. Уезжайте и забудьте это всё… Я хотела её разыскать. Я ездила в ту деревню. Там сказали, что она тут больше не живёт, что её нет. В Африке невозможно отыскать ТАКОГО человека, человека, связанного со сверхъестественными силами, если этот человек сам не позволит тебе его отыскать…
— Так они сказали, и я ничего не смогла сделать. Меня убедили, что мой ребёнок мёртв. Умер, и сделать уже ничего нельзя. Мы уехали. Задержались почти на месяц, а потом всё же улетели домой…
Я пыталась смириться. Пыталась. Но я не могу. Я плакала каждую ночь, каждую… А потом, где-то через год, моя девочка начала мне сниться. Сначала она была годовалой малышкой, потом — двухлетней, трёхлетней… Я вижу, как она растёт, я знаю, что она жива! Я не знаю, как это возможно…
Выходить шестимесячного младенца можно в современном перинатальном центре, а там — никаких условий. Даже после всего, что я пережила, тогда — сразу после похищения — этот аргумент показался мне убедительным. Меня убедили, что ребёнок мёртв.
Но потом я поняла, что это не так. Она подняла моего мужа за какие-то полчаса, когда вся эта современная медицина оказалась бессильна. А выходить шестимесячного… — это ей тем более по силам. Я просто… я не думала, что ребёнок может быть нужен ей живым! Мне всё мерещились ужасы, вроде принесения младенца в жертву или использования для каких-то чудовищных зелий… А она забрала живого ребёнка и выходила! Но зачем… Зачем?!
— Не знаю, — покачала головой Кира. — Но когда я её видела, она сказала "моя дочь", и мне показалось, что она её любит…
— Любит… — горько повторила Светлана. — Это МОЯ дочь! Я должна её найти, вернуть!
, , и
ещё 3 нравится это сообщение.
главная
Мистическая повесть "Кольцо Душ"
